Анатолий Лосев - Дверь в неведомое

Люди, видимо, из охраны нового короля, брали приступом дом. Хозяева отстаивали свое право на собственность, но шансов у них было немного. Солдатня озверела от кровавой ночи и жаждала «продолжения банкета».

У них уже был один убитый, но остальные, кажется, не обратили на это никакого внимания. Дерущихся можно было обойти, но тогда мы бы потеряли, по словам Шера, больше времени.

Я решил, что это удобный случай, чтобы спросить его о том, что меня так давно занимало.

– Шер, вы бы не могли ответить на один, может быть, несколько наивный вопрос?

– К чему такие предисловия? Спрашивайте, конечно же!

– Я в вашем мире первый раз и ничего о нем не знаю…

Мне показалось, я говорю в стиле «сами мы не местные».

– Одним словом, мне бы очень хотелось знать, есть ли в вашем мире какая-нибудь религия? Во что здесь верят? Я не заметил никаких следов храмов или святилищ.

– В том-то и дело, что у нас нет никакой религии. Это мир одних атеистов. Раньше у нас был древний культ одного бога, но теперь о нем все забыли. Когда занятия магией стали в нашем мире основой жизни и политики, от религии отказались. Ее запретили, и запрет действует по сей день. Но люди уже привыкли к тому, что их поступки останутся на земле без всяких последствий, поэтому можно делать все, что угодно. В горах остались племена со своими божествами…

Я оглянулся на Рена. Тот не собирался спорить, хотя и был явно не согласен. В любом случае я понимал, что за несколько дней нельзя познать весь мир целиком. Хотя у них все значительно логичнее, чем у нас. Обыкновенный землянин верит в бога или во множество богов, знает, что за грехи неминуемо последуют загробные неприятности, и тем не менее с упорством, достойным лучшего применения прибавляет ко всеобщему злу свои – мелкие и не очень – безобразия. Здесь же человек не верит в последствия дурных и добрых дел, а потому убивает, предает и прочее, совершенно не дорожа при этом собственной шкурой.

Это все стоит того, чтобы поразмыслить на досуге.

Во всяком случае, теперь я почти понял Шера. Он вырос в племени. Условно обозначу его племенем верующих. Там, где есть твердая вера в загробную жизнь, страх смерти – чувство постыдное. Следовательно, дезертирство – великое преступление. С этой точки зрения мне все ясно. Но откуда в этом племени взялся диссидент, человек с другими взглядами, который не стыдится того, что он бежал с поля битвы? Это пока осталось для меня загадкой.

Да, над этим стоит поразмыслить.

Вскоре драка закончилась, дверь в дом была разломана, воины ворвались внутрь, из окон на мостовую выпали три человека, изуродованные до неузнаваемости. Игорь хотел им помочь, но Шер сразу определил, что это бесполезно, и равнодушно прошел мимо. Мы последовали за ним. Рен на убитых несоплеменников смотрел с такой же неестественной для меня флегматичностью.

Что творилось у дворца, мне даже не очень хочется описывать. Вчера тут была настоящая мясорубка, и тела никто не хотел убирать. Куски каменных плит. Оружие с кровавыми пятнами. Я шел, пытаясь не смотреть по сторонам, но смотрел – невольно. От цехов несло гарью и дымом недавно потухших углей.

Когда мы беспрепятственно миновали половину этого кошмара и до парадного подъезда оставалось не больше двадцати метров, на балкон уцелевшей башни вышел герольд с забинтованной головой.

– Король Вент а-ла-Коэ, бывший сеньор Клот… – провозгласил он.

– Да, старина Змей сильный малый, от него можно было ожидать, – словно бы про себя отметил Шер.

– …царствовавший одну ночь…

Шер удивленно поднял брови.

– Умер! Назначив королевой Катрин Родоначальницу, бывшую Озерной!

Несколько слуг, пытавшихся прибраться во дворе, ответили нестройными криками. У меня отвисла челюсть.

– Эй, куда? – крикнул Шер, когда я бегом кинулся к парадному подъезду. Но я не ответил. У него на наш счет были свои планы. Чего хотят все в этом мире? Власти. Во всяком случае, пока все, что происходило на моих глазах, происходило ради нее. Почему же у меня не может быть других целей, ради которых я могу что-то предпринять?

Не глядя на стражу, которая плохо держалась на ногах и практически не реагировала на происходящее, я ворвался во дворец, взбежал по лестницам в королевские покои. Я чувствовал, где находится Катя.

Если она окончательно стала такой же, как все здесь, то больше нет никакой надежды, но мне не хотелось верить, что она ради трона – не самой необходимой вещи на свете, убила не безгрешного, но все же человека – Вента ла-Коэ. Я надеялся, что она с нами.

За мной бежал Игорь. Это правильно. Так и должно быть.

Я заглянул в одну из комнат. Там сидел Димка и упорно вертел в руках свиток со здешними письменами, пытаясь понять, как его повернуть, чтоб он был не вверх ногами.

Увидев меня, он вытаращился сначала испуганно, потом удивленно и наконец кинулся к нам с Игорем, бросив свой свиток.

– Где Оля? – тут же спросил я.

– Макс, ты знаешь, тут такое было! – не хотел он слушать.

– Кто-нибудь из наших тут еще есть?

– Ну хорошо, давай всех соберем, а потом я тебе все расскажу. Ты знаешь, тут такие дела творились…

В одной из комнаток, которую показал Дима, сидела Наташа в окружении служанок и примеряла местное платье. Служанки, увидев нас, завизжали.

– Димка, чего вламываешься, не видишь, я переодеваюсь!

– Переодевайся в свое, мы домой едем! – крикнул ей Димка. Я замер. Что она ответит?

– Две минуты! – тут же сказала она, и мы побежали дальше.

– Макс! – мне навстречу бросилась Оля. Она знала, что я уже где-то поблизости. Она успела переодеться в свои джинсы и немного потертую футболку. Я смотрел на нее, и мне казалось, что мы уже давно дома, а все, бывшее здесь, – только когда-то прочитанная книга.

– Где Катя? – спросил я. – Как она?

– Увидишь. – Оля отвела глаза.

Нет, я не думал, что она убила своего предшественника по трону. Я даже думал, что больше всего она бы сейчас хотела, это чтобы он остался жив.

Мы вошли во внутренний тронный зал на втором этаже. Свет снаружи почти не проникал сюда и поэтому, судя по сильно закопченному потолку, свечи тут горели постоянно.

В центре зала находилось возвышение с троном. Пустым. И неприметно, в углу, у окна, сидела Катя в положенной здесь одежде знатного человека – до деревянной жесткости расшитая бисером ткань, пестрота, яркость. На голове, незаметная из-за схожего цвета волос, – золотая или позолоченная корона.

– Кать!

Голос дрогнул – я волновался.

Она встала. Я никогда не видел ее такой, надеюсь, и впредь не увижу. Обычное выражение ее лица – насмешливое, несерьезное, словно выцвело, стало серым и безразличным. Игорь, заметив перемену, встал как вкопанный, словно на стену наткнулся.