Джеймс Паттерсон - Последнее предупреждение

В тусклом свете пещеры мне видно, как подрагивают его крошечные крылышки, и ком застревает у меня в горле. Думаю, это из-за гипотермии и близкой смерти.

— Скольких вин мне не довелось попробовать! — вздыхает Тотал. — Скольких я не увидел прекрасных городов! А Великая Китайская стена? А пирамиды Египта? А меловые утесы старушки Англии? Все это навсегда для меня потеряно.

— Скорей бы настал конец, — бормочет про себя Клык, — и его причитаниям, и моим мучениям.

Кислород! — меня внезапно осеняет, что нам не хватает кислорода. Мы наглухо закупорены в маленьком пространстве и уже использовали весь кислород. Потому-то мы такие квелые. Разворачиваюсь и изо всех сил бью кулаком в снежную стену. Рука так онемела, что кажется орудовать ею все равно что палкой. Порыв свежего ледяного воздуха врывается в нашу нору и заполняет нам легкие.

— Что, буря уже кончилась? — бормочет Ангел.

— Не кончилась, — доносится до нас снаружи низкий странный голос.

Глаза у меня вылезают из орбит. И у Клыка тоже. Была бы я в нормальном состоянии, от подобных неожиданностей адреналин бы стремительно хлынул в кровь, мгновенно приведя меня в полную боевую готовность. Но сейчас я с трудом могу руку поднять.

— Настоящая буря только начинается, — низкий зловещий хохот сотрясает снежную стену, и секунду спустя она обрушивается нам на головы.

Это духи. Снежные духи, — вяло реагирует мой заледенелый мозг.

Только каким образом духи могут вытащить нас на мороз? Даже полумертвые от холода, мы с Клыком умудряемся собрать оставшиеся силы и, схватив Ангела за руки, мгновенно подняться в воздух.

— Ой! — Тонкая сеть хлестнула меня по лицу с такой силой, что я снова брякнулась о землю, да так, что перехватило дыхание.

— Макс! — испуганно кричит Ангел.

Приподнявшись на окоченелых руках, лихорадочно соображаю, как нам выбраться и кто наши враги. Пурга немного стихла, так что, хоть и с трудом, но на пару футов вокруг можно что-то рассмотреть. Выглядываю из-под сети и вижу, что мы в плену у каких-то роботов. Они слегка напоминают усовершенствованных флайбоев, но только без крыльев. К тому же никто не позаботился придать им хотя бы отчасти человекообразный вид.

Эти гады никак не могут оставить нас в покое.

Разогревая мне кровь, ярость придает силы. Оскаливаюсь и стараюсь подняться на ноги. Но сеть только плотнее опутывает нас и снова валит меня на снег.

До меня доносится злобный хохот, и я верчу головой: кого это тут так развеселило наше новое несчастье?

Взявшие нас в плен существа росточком всего фута четыре, не больше. Но одно возвышается над ними, как гора.

— Не трогайте их, — трубит он низким мрачным голосом. — Еще раз напоминаю: наша задача взять и доставить их Обер-директору живьем.

— Ты, свинья, — я в очередной раз пытаюсь встать на ноги, — «доставить живьем» — означает заживо отдать нас на растерзание. Немедленно отпустите нас.

Существо снова заржало. Смотреть на него жутко: смеется он или нет, его лицо не меняет выражения и остается неподвижным. Прищуриваюсь, стараясь разглядеть его получше. Боже! Он настоящий Франкенштейн! Огромный, футов семь ростом, тяжеленный. Руки, толщиной с рею на корабле, да к тому же неимоверной длины — чуть не до колен болтаются, а в концы пальцев вместо ногтей вставлены металлические шипы. Его как будто составили из несовместимых друг с другом кусков каких-то инопланетных существ, так что приставные крылья Ари по сравнению с ними — просто детские игрушки.

— Мы вас спасаем. Мы вас спасаем не от пурги. Мы вас спасаем от дальнейшего развития событий, — говорит он металлическим голосом автоответчика.

— Отлично. Наконец-то мы нашли лучшую гарантию от всех неприятностей, — шепчет Клык мне на ухо.

Что-то дернуло сеть, и мы повисли в ней в футе над землей. Ангел в шоке, заледенела и до смерти испугана. Тотал старается взять себя в руки, а Акела грозно рычит, несмотря на то что не может подняться на ноги.

— Я Гозен, — трубит громадина. — Я не хочу, чтобы вы замерзли насмерть в этой ледяной пустыне. Я хочу видеть, как вы будете потом умирать под рукоплескания толпы.

— Найди себе другое развлечение, — рычу я ему в ответ.

— Вечно за нами идет охота. Не одни, так другие, — ворчит Тотал.

— Убивать — это не развлечение, — монотонно отвечает Гозен, и мне кажется, если бы он мог, он бы улыбнулся. — Это моя жизнь. Меня для этого создали. Я могу убивать тысячью разных способов.

Вот ужас! Его запрограммировали получать удовольствие от убийства. Даже по голосу слышно — он об убийстве говорит, как ребенок о кондитерской лавке.

— Мы тоже умеем убивать множеством разных способов, — говорю я, добавляя в голос побольше металла на случай, если он запрограммирован реагировать на тон непоколебимой уверенности. — Например, мы горазды ломать механические предметы.

Я перевожу взгляд на ближайшего солдата. Если мы все разом бросимся в его сторону, может, мне удастся ударом ноги из-под сети снести ему голову.

— Значит, у нас есть общие интересы. — Я и глазом не успела моргнуть, как Гозен выбросил вперед свою клешню и схватил Ангела за руку. — Вы так ломать любите?

Леденящий кровь хруст и душераздирающий крик Ангела не оставили ни у кого никаких сомнений — он сломал ей руку. Сердце у меня зашлось, и я кинулась на Гозена. Но, напоровшись на его стальное тело, отлетаю назад с вывихнутым плечом.

Гозен отпускает Ангела и я стремительно хватаю ее, прижимаю к груди, чувствую, как она дрожит, всхлипывает и пытается сдержать слезы. Мы продолжаем болтаться в воздухе, и ледяной ветер по-прежнему бьет нам в лицо и рвет наши парки.

— Несите их, — командует Гозен.

Не знаю, какая сила перемещает нас, но чувствую, что мы начинаем медленно двигаться по льду. Мне кажется, что с рождения я знаю только стужу и что ветер всю мою жизнь воет мне в уши. Гляжу в черные глаза Клыка — единственные две черные точки в бесконечной кружащейся снежной белизне.

— Подожди, — кажется, хочет сказать мне Клык. — Подожди, наступит и на нашей улице праздник. Надо только его дождаться.

Оказаться опутанными металлической сетью — все равно что снова очутиться запертыми в собачьей конуре. Разницы, считай, никакой. Мы можем слегка сдвинуть сеть своим весом, но это, пожалуй, и все. Короче, мы снова абсолютно беспомощны.

Немного спустя перестаем дрожать и на нас опять наваливается гипотермическая дремота. Я уже начинаю дебатировать сама с собой о преимуществах смерти от холода перед растерзанием заживо. Потом наша сеть опускается и волочится по заснеженной земле. Глаза жжет, на ресницах нарос иней, и я усиленно моргаю и прищуриваюсь. Нас затянули в какое-то… здание. Большое круглое белое строение.