Илья Подольский - Ожившая головоломка

Испания, XVI век.

Эскуриал, королевский дворец.

Стражники, охранявшие широкие двери из черного дерева, украшенные золотом и слоновой костью, даже не шелохнулись при виде небольшой процессии, остановившейся прямо перед ними. Двое гвардейцев в касках с широкими полями и вороненых кирасах с королевским гербом и глазом не повели. Двоих из четверых, остановившихся перед дверью в Малый зал, где обычно король давал второстепенные аудиенции, они просто знали в лицо – это были такие же гвардейцы дворцовой стражи, как и они сами, разве что наряд у них покрывала пыль и вместо коротких алебард вооружены они были тонкими мечами и кинжалами. Это значило, что им пришлось покидать дворец – послужив здесь полгода, приходилось либо стать наблюдательным, либо оказаться где-нибудь, где идет война. Благо, сейчас недостатка в таких местах не было! Слава Его Величеству, Наихристианнейшему королю!

Было в группе ожидающих аудиенции и еще одно лицо, которое стражники знали, но предпочли бы не знать. Отец-инквизитор Антоний, помощник папского легата, представлявшего в Мадриде церковную власть. Сейчас этот маленький, незаметный человечек с костяными четками в руках был едва ли не самым опасным лицом если не во всей Испании, то уж в столице точно.

И только о высоком, худощавом человеке средних лет, затравленно озирающемся по сторонам, стражники ничего не знали, да и не хотели знать. Мало ли их было здесь таких – когда-то знатных, богатых и могущественных, а этот человек, судя по осанке и благородным чертам лица, казался именно таким. На нем был когда-то отличный черный с серебром камзол, теперь рваный и грязный, кружева дорогой батистовой рубахи превратились в серые тряпки, а парик, обязательный для всех людей знатного происхождения, отсутствовал – каштановые с проседью волосы свисали неровными прядями. На дверь перед собой он смотрел со смесью надежды и испуга.

Тем временем дверь бесшумно и плавно открылась, и появившийся на пороге распорядитель с церемониальным жезлом в руках важно кивнул. Аудиенция начиналась.

Посреди небольшой овальной комнаты, на возвышении, стоял один из Малых тронов. Именно на нем сейчас и восседал король Испании и ее провинций, защитник веры и прочая, и прочая, и прочая.

Справившийся с собой арестованный умудрился зайти в залу довольно твердым шагом, неожиданно изящно поклонился и замер, ожидая разрешения выпрямиться. Инквизитор поклонился куда менее низко, тут же скользнул к стене и почти слился с нею.

– Хватит, Магистр, – голос Его Величества оказался сухим и надтреснутым: король был уже далеко не молод, – наш разговор будет кратким, у нас есть дела поважнее.

Арестованный выпрямился. Теперь он выглядел более спокойным. Он молчал.

– Нам стало известно, что ты весьма искушен в искусстве алхимии, – слова короля падали подобно молоту.

– Так и есть, Ваше Величество, – поклонился арестованный, – но есть и более сведущие в сем древнем, и осмелюсь заметить, разрешенном Святой Церковью искусстве.

Тень инквизитора у стены шевельнулась.

– Не буду тебя разубеждать, скажу только, что Церковь считает иначе. И если бы не мое вмешательство, то в самом ближайшем времени тебе, Альфредо, пришлось бы ближе познакомиться с гостеприимством Ордена Иисуса, здесь, в Мадриде, – ни один мускул не дрогнул на королевском лице. – Ты подозреваешься в колдовстве. Заметь – пока только подозреваешься. Теперь на тебя ляжет тяжкая обязанность доказать свою преданность Короне и Церкви.

– Каким образом я смогу это сделать, Ваше Величество? – спросил арестованный, видя, что король пока не собирается продолжать.

– Ты получишь лучшую лабораторию в просвещенном мире и узнаешь секреты того, что я скажу. В противном случае ты докажешь, что являешься врагом Церкви, а значит, и нашим врагом.

Побледневший алхимик подумал несколько секунд.

– Я приложу максимум усилий, Ваше Величество!

– Хорошо, – король кивнул распорядителю.

Из боковой незаметной двери появился слуга, тащивший что-то, накрытое узорчатой материей. Инквизитор у стены перекрестился.

Второй слуга выкатил на середину комнаты небольшой столик, инкрустированный перламутром.

– Как мы узнали доподлинно, эта вещь способна исполнять желания. Ты должен узнать – как. И помни, за тобой будут следить непрестанно. Срок у тебя – год.

Алхимик неотрывно смотрел на столик. На нем лежала большая, сантиметров пятьдесят на пятьдесят, довольно толстая доска из темного дерева. По ее поверхности, сплетаясь, змеились желоба, как будто выточенные гигантским древоточцем; они пересекались, образуя сложный и непонятный узор. В желобах кое-где таинственно мерцали вставленные туда неправильной формы каменья.

– Стража проводит тебя.

Распорядитель ударил жезлом об пол. Аудиенция закончилась.

– Неплохой город, пап, только холодно здесь, – я поковырял вилкой остывающее пюре. Отец осуждающе посмотрел на мою тарелку, потом на меня.

– Ты знаешь, – заметил он, – это тот самый случай, когда я сделать ничего не могу. Конечно, у нас теплее, но и здесь летом неплохо.

Вообще-то мы переехали сюда из Волгограда две недели назад и по-прежнему называли старую квартиру «у нас».

– Антон! Ешь давай! Ждешь, пока остынет?

Я опомнился и медленно понес вилку ко рту. Во дворе весь день вертелась какая-то собачонка. Интересно, она любит холодное картофельное пюре?

– Вообще-то я уже напробовался, пап! – сказал я чистую правду, потому что готовил ужин я. По-моему, получилось неплохо, правда, очень много.

Отец промолчал. Он всегда так, когда что-то ему о матери напоминает. Сколько себя помню, они ссорились, а два года назад она ушла от нас. Вот так вот. С тех пор мы о ней не слышали. И когда умерла бабка Клава и оставила нам свой дом в Пскове, то мы решили, что лучше переехать сюда. Оказывается, филиал отцовской фирмы был и здесь, поэтому мы ничего не теряли, кроме пары моих школьных приятелей и плохого настроения по вечерам. И теперь уже третью неделю пытаемся устроиться на новом месте.

– Ладно, сын. За компьютером дольше двенадцати не сидеть. Ну а послезавтра едем знакомиться с твоей новой школой.

– А кто мебель расставлять будет? – резонно спросил я. – Учиться три недели осталось, восьмое мая уже. Может, ну ее, школу?

– Есть такое слово – надо. Перед смертью не надышишься! – сказал отец. – Все, я спать пошел, это у тебя энергии навалом, а нам, старикам, нужно много спать.

Посмотрев, как отец идет к себе в комнату, а их в этом доме целых пять, не считая мансарды под крышей, я по темному коридору – лампочек нам не везде хватило – пошел к себе.