Сьюзен Коллинз - Грегор и подземный лабиринт

— О нет, я смогу, — ответил Грегор. — Вертихвостка, скажи им.

Вертихвостка испытующе глянула на Грегора, желая убедиться, что он уверен в том, о чем просит. Он кивнул.

— Ладно… — Она сделала паузу, потом сказала: — У него есть неплохие шансы. Он яростник.

Эти слова произвели необычайный эффект. Арес и Андромеда синхронно взмахнули крыльями, а Говард в изумлении открыл рот.

— Яростник?! — переспросил он. — А откуда ты знаешь?

— Яростники издают специфический запах, когда сражаются, — ответила Вертихвостка. — Еле уловимый, даже для меня, но все же я могу его различить. Я почувствовала его сразу, как увидела Наземного, но поначалу перепутала его с запахом Живоглота — он ведь тоже был там и сражался.

— Это было в тот день, когда я отбил все шарики, — вмешался Грегор. — Я тогда в первый раз сам что-то понял про себя.

— Вот, а потом был этот спрут, или как так его. И тогда я уже окончательно убедилась, — продолжала Вертихвостка. — Несколько дней спустя я ему сказала, что он яростник, но он это отрицал.

Последовала долгая пауза, во время которой Грегор ощущал на себе взгляды остальных.

— Да, потому что я не хотел, чтобы это было правдой. Но никакого значения не имеет, чего я сейчас хочу или не хочу. Со мной что-то происходит, когда я вступаю в бой — я не знаю, как это называется. Что-то необычное, странное. И если Вертихвостка говорит, что я яростник, — значит, вероятнее всего, так оно и есть.

— Ладно, Грегор, предположим, это все так и ты действительно яростник. Но это не делает тебя бессмертным! Это не означает, что ты можешь один прогуляться в полном крыс Лабиринте, — сказал Говард.

— Не один, — проронил Арес. — С ним буду я.

— А я могу проводить его — в меру моих возможностей, — сказала Вертихвостка. — Пока я нюх не потеряла, я чувствовала, где прячется белая крыса. И даже если я не смогу привести его прямо к Мортосу — я по крайней мере доведу его на максимально близкое расстояние.

— Тогда и мы с Андромедой тебя не оставим, — упрямо заявил Говард.

— Вас никто не приглашает остаться, — жестко возразил Грегор.

— Что? Как ты сказал? — растерялся Говард.

— Я не хочу, чтобы вы шли в Лабиринт, Говард. Я хочу, чтобы вы доставили Марета домой и рассказали людям, что произошло. Кто-то должен это сделать. И если я не вернусь, нужно, чтобы кто-то все объяснил моей семье, — ответил Грегор.

— Ты воин, Грегор, — произнес Говард. — Но это не ты возглавляешь миссию. У меня есть приказ.

— Понятно. Но если ты попытаешься следовать за мной — я буду с тобой драться, — предупредил Грегор.

— И у тебя не будет ни единого шанса в драке против яростника и его летящего, — сказал Арес.

— Особенно если на его стороне будет крыса, — добавила Вертихвостка.

Говард растерялся.

— Ну, может, я все же смогу устоять! Может, мы с Андромедой с этим справимся!

— Пожалуйста, не надо, Говард. Прошу тебя — возвращайся домой. Я не хочу, чтобы мои мама и папа напрасно ждали, когда мы с Босоножкой войдем в дверь нашего дома, поскольку этого уже не случится. А если мы не явимся, наши родители непременно спустятся под землю, чтобы нас найти, — сказал Грегор. — И я не хочу, чтобы им пришлось это делать. И потом, люди в Регалии тоже должны все узнать. Про Люксу. Ведь теперь им придется определиться с тем, кто у них будет править, так ведь? Ведь что бы ни говорила Люкса — Нерисса вряд ли на это способна. Значит, это будет Викус, потом твоя мама, а потом ты. Но если ты погибнешь, трон перейдет к…

— Стелловет! Ох, об этом я не подумал, — сник Говард.

— Ведь ты не хотел бы, чтобы власть в Регалии перешла в ее руки? — спросил Грегор.

— Нет, конечно, нет. Я… — Говард обхватил руками голову.

Во время путешествия он потерял Пандору, а теперь и Люксу, которую, по сути, только обрел — как друга и сестру. И эта неразбериха с троном в Регалии… Он был совершенно сбит с толку и растерян.

— Я не знаю, что делать. Андромеда, ты что скажешь?

— Я не буду драться с Наземным и подвергать его жизнь опасности. Я доставлю Марета домой, — сказала Андромеда. — И тебе лучше отправиться со мной.

— Ох… — Решение давалось Говарду нелегко. — Я тоже не могу с тобой драться, — признался он.

Говард посидел несколько минут, склонив голову к земле. Затем вскочил и предпринял еще одну попытку:

— Так, ладно, на счету каждая секунда, если мы хотим, чтобы Марет остался в живых. Но ведь Андромеда не может лететь на такое расстояние без остановки — а по пути нет суши, где она сможет отдохнуть.

Это было правдой.

Некоторое время все молчали, затем заговорил Арес:

— В Кружке на поверхности воды плавают обломки нашей лодки. Они не так велики, но все еще на плаву.

— Возможно, вам удастся сделать из них нечто вроде спасательного плотика, — подхватил Грегор.

— А что это такое — плотик? — спросил Говард.

— У нас в Наземье большие суда, лайнеры и вроде того, всегда имеют на палубе спасательные лодки, — объяснил Грегор. — Это такие маленькие плотики, которые можно использовать, если вдруг корабль потерпит крушение или случится что-то непредвиденное.

— Если этот плотик будет не слишком тяжелый, я смогу нести его в когтях и время от времени отдыхать на нем, когда потребуется. И тогда я долечу, — произнесла Андромеда.

Арес вызвался поискать подходящие обломки.

— Я с тобой, — сказал Грегор. Ему нужно было остаться с летучей мышью наедине.

До Кружки они летели молча, потом Грегор заговорил:

— Ты не обязан, Арес. Идти со мной к Мортосу. Я пойду один.

— Нет. Мы пойдем вместе, — возразил Арес. — Крысы уничтожили все, ради чего я мог бы желать возвращения в Регалию. Если даже мы чудом останемся в живых и вернемся — меня в Регалии никто не ждет.

И это было правдой. Люкса и Аврора погибли, и теперь Арес остался в полном одиночестве. Он, наверно, обречен отныне сидеть в своем убежище годами, потому что никто не захочет с ним общаться. Грегор отправится со своим остывшим сердцем домой — а Арес останется и превратится в изгнанника.

— Ладно, — сказал Грегор. — Мы пойдем вместе.

Он понимал, что они больше никогда не будут говорит об этом: идти ли одному за другим в случае опасности. Он и не подумал поблагодарить Ареса — это было все равно что благодарить самого себя. Грегор понял, что этот поход — со всеми его спрутами, клещами и водоворотами, змеями, но, главное, с невозвратными потерями — изменил их обоих. Теперь они действительно породнились, теперь, а не тогда, когда произнесли свою клятву перед толпой народа.

Он вспомнил, как держал коготь Ареса в своей руке, вспомнил слова клятвы, которые подсказывала ему Люкса: