Патрик Несс - Голос монстра

Конор сглотнул.

— Я слушаю.

— Ты пишешь свою жизнь не словами, — объяснило чудовище. — Ты пишешь ее делами. Не важно то, о чем ты думаешь. Важно только то, что ты делаешь.

Наступила тишина: Конор пытался перевести дух.

— И что мне делать? — наконец спросил он.

— Делай то же, что и сейчас, — ответило чудовище. — Говори правду.

— И всё?

— Ты думаешь, это легко? — огромные брови чудовища поползли вверх. — Ты готов был умереть, только бы не сказать ее.

Конор посмотрел на свои руки и наконец расцепил их.

— Потому что это была очень плохая правда.

— Это всего лишь мысль, — объяснило чудовище. — Одна из миллиона. Она не вызвала никакого действия.

Конор сделал глубокий, долгий и всё ещё хриплый вдох.

Он не закашлялся. Кошмар больше не наполнял его, не сжимал грудь, не пригибал к земле.

Он его даже не чувствовал.

— Я так устал, — проговорил Конор, положив голову на руки. — Я так устал от всего этого.

— Тогда спи, — приказало чудовище. — Пришло время.

— Пришло ли? — пробормотал Конор. Неожиданно он понял, что не может держать глаза открытыми.

Чудовище еще раз изменило форму руки, сделав гнездо из листьев, в котором Конор удобно устроился.

— Мне нужно увидеть маму, — запротестовал он.

— Ты её увидишь. Обещаю .

Конор открыл глаза.

— Ты будешь там?

— Да , — ответило чудовище. — Это будет окончанием моей прогулки.

Конор почувствовал, что его качает на волнах, одеяло сна окутало его, и он ничего не мог поделать.

Но, уже засыпая, он успел задать последний вопрос:

— Почему ты всегда появляешься в одно и то же время?

Он уснул, прежде чем чудовище ответило ему.

— Слава Богу!

Он услышал этот крик, ещё как следует не проснувшись.

— Конор! — а потом еще громче. — Конор!

Голос его бабушки.

Он открыл глаза и медленно сел. Уже наступила ночь. Сколько времени он проспал? Конор огляделся. Он сидел на холме за домом, в углублении между корнями тиса, который возвышался над ним. Конор посмотрел на него. Тис был всего лишь деревом.

Но в то же время он мог поклясться, что это не просто дерево.

— КОНОР!

Бабушка бежала к церкви, он заметил ее машину на дороге внизу. Та стояла со включенными фарами и заведенным мотором. Он поднялся с земли, когда бабушка подбежала к нему. На лице ее была смесь раздражения, облегчения и еще чего-то, отчего у него засосало под ложечкой.

— Слава Богу! Слава Богу! — кричала она на бегу.

А потом сделала удивительную вещь.

Она обняла его так крепко, что они оба чуть не упали. Упали бы, если бы Конор не ухватился за ствол дерева. А потом она отпустила его и начала кричать по-настоящему .

— Где ты БЫЛ? Я искала тебя несколько ЧАСОВ! Я была В УЖАСЕ, Конор! О ЧЕМ ТЫ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ДУМАЕШЬ?

— Мне нужно было кое-что сделать, — объяснил Конор, но она уже тащила его за руку.

— Нет времени, — объявила бабушка, словно не слыша его. — Надо идти. Надо идти прямо сейчас.

Она позволила ему идти самому и буквально рванула к машине, что само по себе было удивительно и тревожно видеть. Конор побежал за бабушкой, запрыгнул на пассажирское сидение и закрыл дверцу, когда взвизгнули покрышки.

Он не смел спросить, к чему такая спешка.

— Конор… — начала бабушка, когда машина уже неслась по дороге на сумасшедшей скорости. Только взглянув на нее, Конор понял, что она сильно плакала. С ума сойти.

— Конор ты не можешь… — она тряхнула головой и еще крепче вцепилась в руль.

— Бабушка… — начал он.

— Молчи, — приказала она. — Лучше молчи…

Какое-то время они ехали в тишине, проплывали мимо дорожных знаков, которые были едва видны. Конор еще раз проверил свой ремень безопасности.

— Бабушка? — позвал он, напрягшись, когда они подпрыгнули на выбоине.

Она только прибавила скорость.

— Мне очень жаль, — печально сказал Конор.

Она засмеялась печальным грудным смехом. Потом покачала головой.

— Теперь все это не важно, — отмахнулась она. — Не важно.

— Не важно?

— Конечно, — она снова начала плакать. Но она была не из тех бабушек, которые позволят слезам помешать им говорить. — Ты понимаешь, Конор? — продолжала она. — Ты и я? Мы не очень-то подходим друг другу, да?

— Угу, — отозвался Конор. — Я тоже так думаю.

— И я, — она повернула так быстро, что Конору пришлось ухватиться за ручку дверцы, чтобы усидеть на месте.

— Но нам придется учиться жить вместе, — продолжала она.

— Знаю, — Конор сглотнул.

А потом бабушка едва слышно всхлипнула.

— Знаешь? — спросила она, и сама же ответила. — Конечно, ты знаешь.

Она прокашлялась, прочищая горло, потом, быстро посмотрев налево и направо, пересекла перекресток на красный свет. Конор задался вопросом: насколько сейчас поздно? Дорога была почти пустой.

— Но знаешь ли, внучок? — продолжала его бабушка. — У нас всё же есть кое-что общее.

— У нас с тобой? — переспросил Конор, когда больница уже появилась в поле зрения.

— Да, — вздохнула бабушка, еще сильнее вдавив педаль газа. Слезы вновь покатились по ее щекам.

— Что? — спросил он.

Она заехала на пустую площадку, которую заметила с дороги, подрулила к тротуару и остановила машину.

— Твоя мама, — объявила она, внимательно посмотрев на Конора. — Вот что у нас общее.

Конор промолчал.

Но он отлично понял, что она имеет в виду. Мама была ее дочерью. Для них обоих она была самым главным человеком в жизни. Такое общее значило очень много.

Хорошее начало.

Бабушка заглушила двигатель и открыла дверцу.

— Надо спешить, — сказала она.

Бабушка ворвалась в мамину палату. На лице у неё был написан испуганный вопрос. Но нянечка, находившаяся в палате, немедленно на него ответила:

— Все в порядке, — сказала она. — Вы вовремя.

Бабушка прижала руки ко рту и всхлипнула с облегчением.

— Вижу, вы его нашли, — заметила няня, глядя на Конора.

— Да, — только и сказала бабушка.

И она, и Конор неотрывно смотрели на маму. Комната была погружена во тьму — единственным источником света осталась лампа над кроватью. Глаза матери были закрыты, и дышала она тяжело, словно на грудь ей давила огромная тяжесть. Сестра вышла, и бабушка села на стул у кровати. Наклонившись вперед, она взяла маму за руку. Подержала ее в своих ладонях, поцеловала, а потом начала покачивать, словно баюкать.

— Ма? — услышал Конор. Это заговорила его мама. Ее голос был таким слабым и низким, что едва можно было разобрать слова.

— Я здесь, дорогая, — отозвалась бабушка, по-прежнему держа маму за руку. — И Конор здесь.

— Он здесь? — мама произнесла это почти нечленораздельно, так и не открывая глаз.