Филип Керр - Джинн в вавилонском подземелье

Я видела это дерево. Ничего особенного оно из себя не представляет. Растет в специальной комнате прямо здесь, во дворце, и больше напоминает древний дуб, чем яблоню, хотя яблоки на нем и вправду есть. И оно явно начало на меня действовать. Как еще объяснить то, что я сказала мисс Угрюмпыль сегодня за завтраком?

С мечтательно затуманенным взором она разглагольствовала о том, какие желания осуществит перед возвращением в родной Гринвилл, что в штате Северная Каролина (по-видимому, она рассчитывает вернуться домой после того, как Айша навеки отправится в большую лампу на небе). У нее такие предсказуемые желания! Я все это послушала-послушала, а потом уставилась на нее самым злобным взглядом, на какой способна, и пообещала, что, когда «старая перечница» отдаст концы, я не оставлю мисс Угрюмпыль в покое, а напущу на нее элементиша.

— Огненного элементиша, — язвительно уточнила я. — Мерзкого обманщика, который прилипнет к вам навеки, до конца дней.

А потом я наговорила ей еще много-много других гадостей. Мне даже стыдно об этом писать. В итоге бедная мисс Угрюмпыль убежала из-за стола в слезах, так и не доев завтрак. Сама Айша проявила полное безразличие к тому, что я сказала ее слуге и компаньонке. Вероятно, ничего другого и нельзя ожидать от того, кто давно пребывает выше добра и зла. Однако после этого эпизода я не выдержала и сказала ей, что я, кажется, превращаюсь не в логического, а попросту в противного человека.

— Для начала это нормально, — ответила Айша. — Логика — очень тонкий и требовательный предмет, Филиппа. Пока ты не овладеешь ею в совершенстве, твой разум будет доводить любой логический вывод до абсурда. Иногда это может оказаться очень неприятно. Ты считаешь мисс Угрюмпыль одним из препятствий на пути к собственному освобождению, поэтому хочешь удалить это препятствие во что бы то ни стало.

Уж не знаю, правду ли сказала Айша, но я, несомненно, начинаю становиться такой же жестокой, как она. Вот ужас-то! Но что я могу сделать?

ДЕНЬ ТРЕТИЙ. На самом деле я не вполне ясно представляю, сколько я здесь уже пробыла, потому что день длится почти бесконечно, а темнота наступает и тут же снова сменяется днем. Возможно, время здесь течет так же медленно, как в лампе или в бутылке, если ты ввинтился в нее в неверном направлении. Наверно, Висячий дворец и Иравотум существуют вне нормального трехмерного пространства и времени. В книге Эно об этом ничего не сказано, но он ведь писал ее несколько тысяч лет назад. Полагаю, в глубокой древности верховный жрец Беллили не знал о таких вещах, как относительность и астрофизика.

Так или иначе, я уже дважды ложилась спать когда за окном было еще светло, и пробуждалась когда было уже светло. Или все еще светло? я спросила об этом мисс Угрюмпыль, но после вчерашнего она со мной больше не разговаривает. Конечно, я в отместку не утерпела и снова сказала ей что-то обидное. И, как ни дико это звучит, на сей раз я и вправду почувствовала, как что-то во мне затвердело, закаменело — сердце или что там у нас имеется внутри, что заставляет нас заботиться о чувствах других людей… Очень странное ощущение. И все же…

И все же в этом есть и свои положительные стороны. Ведь если ввести в собственную жизнь побольше логики, это может оказаться очень выгодно. Например, я начинаю понимать одну весьма важную истину: мир устроен так, а не иначе, и не имеет смысла оценивать его с позиций «хорошо-плохо» или «правильно-неправильно». Надо подняться выше подобных рассуждений.

Но все-таки было бы здорово, если бы приехал Джон! На первых страницах дневника я написала, что Джон наверняка попытается меня спасти. Теперь я ощущаю его приближение еще острее, поэтому думаю, что не ошиблась. Может, он даже ближе, чем я думаю. Это, разумеется, еще одна причина, почему надо прятать дневник. Надеюсь, Айша не ощущает, что он близко. А если что-то смутно и чувствует, так объясняет это моим присутствием — мы же все-таки близнецы.

ТОТ ЖЕ ВЕЧЕР. Я дважды возвращалась в сад, к лестнице, которая, если верить господину Цыпе, ведет к Восса Veritas, к Устам Истины. Но оба раза в саду оказывалась мисс Угрюмпыль — подстригала розы. На третий раз, однако, мисс Угрюмпыль в поле зрения не было. Там был только бедный, прикованный к стулу господин Цыпа, все еще читавший вслух «Человека в железной маске». Перед тем как сбежать вниз по лестнице, я остановилась возле него и извинилась. По-моему, это очень благородно с моей стороны, учитывая то, как отвратительно он со мной поступил.

— Не бойтесь, господин Цыпа, вы тут навсегда не останетесь, — пообещала я. — Когда я стану Синей джинн, я освобожу вас от этого наказания.

— Под впечатлением разговора, происшедшего у него только что с королем… — ответил господин Цыпа словами из книги, поскольку произносить иной текст ему, по-видимому, теперь не разрешалось. Он только слабо улыбнулся и продолжал читать: — …д'Артаньян не раз обращался к себе с вопросом, не сошел ли он сам с ума, имела ли место эта сцена действительно в Во, впрямь ли он — д'Артаньян, капитан мушкетеров, и владелец ли господин Фуке того замка, в котором Людовику XIV было оказано гостеприимство.

Предоставив беднягу его незавидной участи, я побежала вниз по лестнице, надеясь наконец найти там BV.

Я оказалась в тускло освещенном гроте. В дальнем конце свет был чуть ярче, и я направилась туда не подозревая, сколь ужасная встреча меня ожидает. В нише — в углублении в кирпичной стене, где обычно ставят вазы с цветами — оказалась человеческая голова. Глаза ее при моем появлении раскрылись и уставились на меня не мигая, точно яркие крошечные огоньки. Волосы давно выпали, а кожа мало напоминала человеческую, такая она стала бурая и жесткая. Короче, это существо трудно описать в деталях. Определенно было только одно: когда-то это голова принадлежала человеку.

— Задай свой вопрос, — сказала голова, хотя губы — вернее, остатки губ — едва двигались. Я даже оглянулась, чтобы проверить, не вздумал ли кто-то меня разыграть. Впрочем, голос вполне соответствовал самой голове: он звучал приглушенно, точно доносился из глубокой темной ямы. Меня так тронула тяжелая судьба головы, что мне показалось невежливым расспрашивать ее о моем собственном положении.

— Кто вы? — спросила я голову. — И как вы сюда попали?

— Когда-то у меня было имя. Меня звали Чарльз Гордон. Иногда меня называли Гордон-китаец, хотя родился я в Лондоне. Я был генералом британской армии и более ста лет назад попал в плен. Враги передали меня местным чародеям и демонопоклонникам. Они посадили меня в бочку с кунжутным маслом, так что торчала только голова, и продержали там сорок недель. Все это время они исполняли неописуемо страшные ритуалы. И в конце концов плоть моя отторглась и обнажились кости. После чего голову отделили от тела и на долгие годы поместили в большую серебряную шкатулку. В ней меня носили по базарам и требовали, чтобы я предсказывал будущее. К счастью, Айша спасла меня и поставила сюда. С тех пор я нашел покой в прохладе этого грота. Мне не суждено быть похороненным, ибо не суждено умереть. Вот кто я таков. И вот как я сюда попал. Я ответил на твой вопрос чистую правду.