Никольская Олеговна - Приключения чёрной таксы

— Что вы сказали?

— Йа зна кт ты! — голос в трубке был ужасно далёким, словно кто-то страшный на другом конце света шептал в воротник пальто. Телефонную линию забивали помехи. — Й прд з тбй! — что-то кошмарное, валило из трубки прямо в ухо. Звуки отдавались в голове эхом, точно доносились из параллельного мира.

— Не понимаю… — голос застрял в одеревеневшем горле. Такса почувствовала, что превращается в улитку, у которой отобрали домик.

— Я приду за тобой, — явственно расслышала она.

Испуганное воображение рисовало портрет кого-то, кто питается падалью, сгнившими отбросами и пьёт кровь свежеубиенных такс.

— Постойте, но… — сказала она частым гудкам.

Тот, кто был по ту сторону линии, повесил трубку. Повесил так, что сделалось ещё страшнее. Лада ошарашенно смотрела на телефон.

Так и чудилось, что сейчас кто-нибудь перезвонит и всё объяснит.

— Кто это? — спросила левретка.

— Он сказал, что знает, кто я, и придёт за мной…

— Час от часу не легче. Нужно сматываться! Хорошо воспитанные девочки долго в гостях не засиживаются, — Юлька бодро двинула к выходу.

— Не так быстро, родные мои!

Пряча в уголках рта довольную усмешку, у дверей стояла Бисти.

— Ты что, следишь за нами? — зарычала левретка.

— Собаки видят мир носом, а кошки — ушами, — улыбнулась Бисти. — А я-то переживаю, кто это в спальне Кристофера хозяйничает? Дай, думаю, проверю — вдруг воры? Смотри-ка, книжки читаете…

Бисти подошла к столику с таким видом, словно ехала по красной дорожке, восседая на белом слоне:

— Решили узнать, что будет дальше? — ласково молвила кошка. — Да вы просто пешки в игре мистера Бэрримора! И уж поверьте, он — настоящий мастер тонкой дипломатической интриги. Талейран ничто в сравнении с ним! — кошка осеклась, осознав, что сболтнула лишнего.

— А ну рассказывай, какие козни плетёт твой хозяин? — Юлька шагнула на Бисти. — Не то порву тебя на ремни!

Оценив угрозу, кошка попятилась, но вдруг остановилась и заорала во всё горло. Это был душераздирающий вопль. Самый беспробудный соня выскочил бы из забытья, услышав нечто подобное!

Собаки рванули к выходу, но…

На их пути, словно грибы после дождя, выросли длинные ноги. На пороге стоял Бэрримор.

Лицо Альбиноса напоминало морское дно — мёртвое и безмолвное. Он бесстрастно достал из кармана носовой платок и элегантно высморкался:

— Отпусти их, Бисти, ещё не время…

Завтракали в небе. В иллюминаторе слева до самого горизонта сверкало бликами море.

Самолёт плавно снижался. Чехия казалась маленькой и рыжей от обилия, словно игрушечных, черепичных крыш.

— Как в сказках Андерсена! — восхитилась Юлька.

Компания остановилась в уютном семейном отеле в центре Праги — на Вацлавской площади и отправилась обедать в местный ресторанчик.

Пока Николас с Кристофером изучали меню величиной с доску для серфинга, официант преподнёс гостям презент от шеф-повара. На гигантской тарелке лежала устрица, изящно политая красным соусом. Устрице было грустно — её одиночество скрашивал только листик мяты.

На первое был подан французский суп-пюре из трюфелей. Отведав его, Лада ощутила на языке концентрированный вкус удовольствия.

На второе принесли традиционный чешский гуляш с кнедликами, сервированный по-королевски, — на глубоком блюде под серебряным колпаком. Левретка тотчас требовательно уставилась на маленького хозяина. Через минуту собакам принесли то же самое..

Обед венчало крем-брюле с горячим шоколадом и жареным миндалём. Наевшись до отвала, собаки еле выкарабкались из-за импровизированного стола.

— Вам понравился обед? — с натренированной улыбкой поинтересовался метрдотель.

— Всё было очень вкусно, — поблагодарил Николас.

— У нас есть традиция — при желании гости могут оставить слова признательности заведению. Если вам будет угодно… — вместе со счётом он положил на стол визитную карточку ресторана.

— С удовольствием, — улыбнулся Николас и что-то быстро застрочил на визитке.

В холле ресторана висел триптих в роскошных багетных рамах. Но вместо картин в них красовались отзывы посетителей на английском, японском, чешском, русском… Лада с любопытством разглядывала занятные «полотна».

— Франтишка, нам пора! — хозяева уже оделись и стояли у выхода.

Лада обернулась на зов Николаса, но вдруг краешком глаза заметила то, что заставило задрожать её сердце. На крохотной коричневой карточке, приколотой у краешка багета, корявым почерком, словно кто-то держал ручку впервые в жизни, по-русски было написано:

От неожиданности Чернышёва просто в пол вросла.

«Не может быть… Что это, совпадение? А „Восточная башня“ здесь при чём?..» — такса принюхалась. От клочка картона доносился еле уловимый родной запах.

В ожидании встречи с писателем Кристофер не спал всю ночь. От переживаний мальчик даже отказался позавтракать. Несколько раз он переодевался, не в силах решить, что надеть: костюм-тройку с галстуком или комбинезон и кепку в форме носа таксы. Посоветовавшись с отцом, он выбрал первое.

Сели в такси. Счастливый господин Солнце сиял вовсю. По залитому синевой небу тянулись тонкие, словно проведенные кистью, ниточки облаков, тут и там вспарываемые готическими шпилями. Необычайное количество собак, разодетых в пёстрые жилеты, с хозяевами на поводке фланировали по тротуарам.

— Липовая, 17, пожалуйста, — буднично обратился к шофёру Николас.

«ЛИПОВАЯ, 17?!»

В Ладу плеснуло горячей волной.

«Вот оно! В сны всё-таки надо верить!»

— Слышала? — возбуждённо затявкала левретка. — Как же мы сразу не догадались?

— Я знала, Франт не мог меня обмануть, даже во сне! — возликовала Лада. — Гонза Кнедлик — тот, кто нам нужен.

Дом пана Кнедлика разыскался сразу. На фоне типичного пригорода умопомрачительное здание само выросло перед глазами. Жилище детского писателя походило на квадратный арбуз — продукт генной инженерии. В ультра-модерновом доме, обшитом светло- и тёмно-зелёным металлосайдингом, двери и ставни были выкрашены в цвет арбузной мякоти. В густом, запущенном саду росли старые деревья, топорща ветки, как кораллы на дне океана. Невдалеке на лохматом газоне торчала мраморная статуя какого-то типа из греческой мифологии. Невнятной породы пёс вяло, не веря в себя, патрулировал пространство перед домом. Существо это было крайне робкое и застенчивое. Даже по собственному саду он передвигался бледной тенью.