Валерий Пушной - Свинпет

— Ветеринарная служба усыпляет собак, — вразумительно сообщил хозяин дома. — Это злобные существа, собачьи пасти зубасты и опасны, — профиль горожанина приобрел настороженный вид. — От них следует избавляться. От собак одно спасение — их смерть. — Горожанин повернулся к Андрюхе, и Раппопет увидал молодое, лет тридцати пяти, загорелое, пышущее здоровьем, краснощекое, курносое лицо, оно улыбалось как ни в чем не бывало, растягивая губы до ушей, и смотрело сквозь Андрюху, не задерживая на нем взгляда, — так смотрят махровые адепты на своих противников, ставя собственное верование превыше всего.

Раппопету не понравилось, что его словно не видели, явно игнорировали:

— У тебя, дядя, похоже, голова криво затесана, помешался на собаках, только ты ври да не завирайся. Собака, как известно, друг человека, — Раппопет перевел взгляд на конуру и повторно, теряя терпение, резко потребовал: — Отпусти человека, изверг, а то мы тебе сейчас накостыляем за такие дела. Ты посмотри, до чего довел его, он уже лакает из миски, как пес домашний. Тебя бы самого посадить на цепь и заставить вылизывать эту плошку. Какого черта лыбишься, дуб осиновый? — вспыхнул, неистово топчась у калитки и смотря поверх нее. — Справился, здоровый бугай, с тощим и хилым. Накачал мускулы и думаешь, все с рук сойдет? Обещаю, что самого сейчас харей в поганую чашку запихнем, посмотрим, как понравится! Отопри калитку, не прячься за нею, иначе мы ее разнесем вдребезги. — Слегка зацепил калитку носком обуви и засомневался, что в состоянии осуществить угрозу, нажал плечом — не тут-то было, запор держал.

— Последнее время петухов совсем не слышно, такая жалость, они так прекрасно умеют петь, заслушаешься, — хозяин дома улыбался мирно и приятно. — Нет более благородной птицы и более благородного пения. Некоторые думают, что соловьи поют хорошо, но они заблуждаются, петухи делают это значительно лучше. Соловьи так себе, жалкие никудышные певуны, чик-чирик и попрыгали дальше, а петухи всю душу вкладывают, далеко разносится. Великолепно.

— Скажи еще, что вороны красиво каркают, — презрительно резко съязвил Раппопет и сплюнул, вспомнив, что не получил ответа на свои вопросы. Снова сменил тон на примирительный. — Слышь, дядя, брось мозги конопатить, давай поговорим нормально, я ведь ничего не имею против тебя, живи как знаешь, это твои заморочки, мне что в лоб, что по лбу, только давай ближе к делу, без прибамбасов, скажи название города — и разойдемся по сторонам. Хватит гонять из пустого в порожнее. Третий раз по одному кругу, — Андрюха поморщился. — Повторяю для глухих. Мы тут немного заблудились. Я говорил тебе, выехали на природу, чтобы отдохнуть, искупаться и позагорать, и случайно завернули к вам. Мы на твоих петухов чхать хотели. Нравится тебе — вот и слушай их, хоть до посинения, хоть сам кукарекай вместе с ними, но прежде ответь все-таки на мой вопрос!

— Зачем ломиться в дверь, надо зайти с другой стороны и открыть ее. Это ведь так легко и просто, — закивал головой горожанин, глядя прямо в глаза Раппопету. — Ничего нет лучше самого худшего. И ничего нет хуже самого лучшего. Мне всегда хорошо, когда соседу плохо. Но мне всегда плохо, когда соседу хорошо.

Андрюха мученически скривился и опять стал отчаянно дергать калитку, ручка болталась, того и гляди оторвется, но калитка не подавалась, задвижка с другой стороны дребезжала и клацала, но держала крепко:

— У тебя точно не все дома, дядя! Ты меня окончательно вывел из терпения! — ударил кулаком по доске, вскипая от ярости, понимая, что ему вряд ли удастся добиться ответа. — Козел ты с петушиным гребешком, было бы у нас время, мы б тебе показали, как надо с людьми разговаривать, ноги мало выдернуть за твой бред, вправить бы тебе мозги, чтобы поумнел немного, да желания нет. — Нервно развернулся и пошел к машине, так же нервно плюхнулся на сидение и на вопросительный взгляд Катюхи нехотя процедил: — Дурень какой-то, человека на цепь пригвоздил, про петухов чушь городит. Нравится ему, как они поют, не то что соловьи чирикают.

Пауза. Удивление в глазах Катюхи. Потом тягучий, как бы заинтересованный, вопрос:

— А соловьи чирикают разве?

— Поехали дальше, — рассердился на глупый вопрос Раппопет, — спроси у кого-нибудь другого. — Настроение у Андрюхи и без того было испорчено, а тут еще Катюха подначивает.

Миновав дворы трех перевернутых домов, увидели, как распахнулись широкие дощатые ворота и из них задом выкатил синий автомобиль. Засверкал ядреной краской на ярком солнце. Высокое дерево у ворот, некогда молодое и роскошное, с сочной зеленью крупной листвы, теперь чахло, покрытое ржавчиной усыхания, гнулось к земле под тяжестью предсмертной агонии. Умирало медленно, затухало, скорбно вспоминая о короткой жизни, умирало ветвями и стволом, теряя некогда полную здоровья кору. Умирал дух дерева, и хотя корни все еще взахлеб отправляли соки к чахоточным ржавым листьям, но уже не могли оживить то, чему не суждено было больше существовать, чей век неумолимо заканчивался. Соки не пробивались сквозь дух умирания. Дерево стонало изо всех сил, кряхтело, готовясь к последнему выдоху. И все-таки, усыхающее и согбенное, оно попыталось набросить на автомобиль свою дырявую тень, но лишь ущербно зацепилось местами за кузов и тут же оставило попытку, подбирая остатки рванья под себя. Синяя автомашина, не разворачиваясь, задом покатила к дороге и тем же ходом двинулась вдоль улицы. На изумленный возглас Катюхи Раппопет озадаченно почесал за ухом, оттопыривая его:

— Я же говорю — ненормальные, один про петухов молол, другой на машине задом наяривает. У всех и мозги, и дома вверх ногами. Посмотреть на это — цирк какой-то. И куда ты нас привезла, Катюха? Вместо того чтобы прохлаждаться у реки, как положено, мы колесим неизвестно где.

Ворота закрывать вышли двое парней в разноцветных клетчатых рубахах и потертых джинсах, примерно в том же возрасте, в каком были Раппопет, Лугатик и Малкин. Пятились неторопливо. Закрыв, задом потопали вдоль улицы по неширокому асфальтовому тротуару мимо опрокинутых домиков и одинаковых по высоте и устройству заборов из штакетника. Вдоль тротуара торчали редкие неухоженные деревья с сизой запыленной зеленью и порослью от корней. Ощущение было такое, что все вокруг как-то застоялось и отдавало нафталиновым запахом.

— Ну и дела, — ошеломленно протянул Лугатик. Было заметно, как его разъедало любопытство, и он отбарабанил: — Настоящий цирк, бесплатное кино. Чего это они задом едут? Неудобно таким манером выруливать по улицам, все равно что штаны через голову надевать. Помните, как на физре физрук заставлял всех задом бегать, я один раз так приложился этим местом к полу спортзала, что целую неделю после такого прикладывания копчик болел. И у этих недоумков, я думаю, синяков немало.