Сьюзен Коллинз - Грегор и тайный знак

Некоторые мыши лежали в лужах собственной крови. Глаза у многих были открыты и неподвижно смотрели в пустоту перед собой.

— Да выключите же их!

Брюшки Фотоса Свет-Света и Бац наконец погасли. Грегор включил фонарик, но на пол старался не светить.

— Что говорит Босоножка? Это мышки? Где мышки? Мы нашли зубастиков? — спрашивал Газард, пытаясь принять сидячее положение.

— Лежи, Газард. Здесь не на что смотреть, — сказал Говард.

— А что это так воняет? — не унимался Газард.

— Это какой-то источник, видимо, с сероводородом, — успокоила Люкса. — Мы сейчас улетим отсюда.

Никому не хотелось, чтобы Газард и Босоножка видели трупы. Но они даже не вспомнили про юную Талию. Когда же наконец было найдено место для лагеря в стороне от жуткого кладбища, Грегор заметил, что летучую мышь бьет мелкая дрожь, и испытал к ней острое сочувствие.

Говард подготовил постель для Газарда и подошел к Люксе с Грегором:

— Один из нас останется с малышами, остальным придется вернуться, — сказал он.

— Я могу пойти, — вызвалась Люкса.

— Давай ты останешься, Говард. На тот случай, если Газарду вдруг станет хуже или еще что, — предложил Грегор.

Они оставили Говарда, Темпа и Найк приглядывать за Газардом, Босоножкой и Талией в обществе Фотоса Свет-Света, а Бац сопровождала Грегора, Люксу, Ареса и Аврору обратно к мышам.

Но прежде они получили от Говарда по кусочку ткани, пропитанному антисептиком, чтобы закрывать носы — хоть какая-то защита от чудовищного запаха.

— Не трогайте их, ни в коем случае! — предостерег Говард. — Мы ведь не знаем, от чего они погибли.

Антисептик был, конечно, кстати, но все же, подойдя вплотную к мертвым мышам, Грегор с трудом сдерживал рвотные позывы.

Света было достаточно для того, чтобы все рассмотреть. С одной стороны туннеля был очень высокий утес. Похоже, мышей сбросили с утеса, и они разбились, несколько детенышей были буквально расплющены в лепешку.

Крыс среди трупов не было.

Даже не слишком чувствительная Бац испытала нечто вроде жалости.

— Какой ужас. Какой ужас. Не то чтобы я любила зубастиков — но это просто ужас.

— Если бы у них была возможность — они бы смогли уцепиться за скалу и не упасть, — с горечью произнесла Люкса. — Я не сомневаюсь: это работа крыс.

— Может, мы должны что-то сделать с этими телами? — спросил Грегор.

— Что же тут сделаешь? Если бросим их в воду — мы лишим себя питьевой воды. А чтобы их похоронить, у нас недостаточно рук, да и камень придется долбить слишком долго… Сжечь их тоже не получится, нам нечем станет дышать, — возразила Люкса.

Она была права. Им оставалось только улететь, оставив все как есть.

— Надо хотя бы написать что-то на камне, — предложил Грегор.

Но сделать это оказалось непросто: он хотел оставить запись о том, что случилось, — но с трудом смог выбить мечом на камне какую-то линию. А пока он в растерянности стоял у стены, подошла Люкса и добавила к его линии небольшую загогулину — превратив эту линию в косу.

В тайный знак.

— Это предупреждение для тех, кто придет после нас, — произнесла она. — А для зубастиков — что-то вроде эпитафии.

Сказав это, Люкса убрала от носа платок, встала на колени и сняла с головы корону. Скрестив запястья, она положила руки на свой золотой ободок и громко произнесла:

Слова эхом разносились по туннелю. Это не был экспромт, который она придумала на ходу. Это был мрачный ритуал. Грегор был уверен, что данная ему клятва была из тех, какие берешься исполнить — или умереть. Видно было, как происшедшее давит на Люксу, и Грегору очень хотелось подбежать и обнять ее.

Но клятва отдалила ее от него, словно бы отодвинула куда-то в немыслимую даль. Ведь она напомнила ему, что он всего-навсего гость, чужак в этой загадочной стране, где люди живут по законам, для него непонятным и непостижимым.

Глядя на поднимавшуюся с колен Люксу, Грегор вдруг осознал, что перед ним уже не двенадцатилетняя девочка, ищущая следы своих друзей и оплакивающая их кончину. Перед ним была будущая правительница Регалии. И крысам придется дорого заплатить за кровь зубастиков.

А в туннеле тем временем что-то происходило: слышались какие-то шелестящие звуки, жужжание, хлопанье крыльев. Грегор вспомнил слова Говарда о том, что здесь обитают самые разные существа. Видеть он никого не видел, но кто-то точно здесь был — смотрел, слушал, а теперь вот реагировал на клятву, произнесенную Люксой. Она тоже заметила эту реакцию — и почему-то улыбнулась.

В этот момент раздался еле слышный стон. Бац направила свой свет в сторону, откуда он послышался, и они заметили слабое движение в куче мертвых тел. Кончик хвоста одного из зубастиков чуть подергивался. Забыв предостережение Говарда, Люкса бросилась к зубастику и села перед ним на корточки, поглаживая его шерстку.

Говорить зубастик не мог. Вместе с Люксой Грегор бережно положил зубастика на спину Ареса, привычным движением уселся тому на шею, но Люкса почему-то не двигалась с места.

— Ты что, не летишь? — спросил удивленный Грегор.

— Нет, — ответила она. — Я должна остаться и посмотреть очень внимательно — вдруг среди них еще у кого-то остался свет.

Грегор знал, что в Подземье слово «свет» означает то же, что «жизнь». Он посмотрел с сомнением на неподвижные тела.

— Хорошо, мы к тебе вернемся и поможем, — сказал он наконец.

— Не стоит, — возразила Люкса. — Мы с Авророй справимся и сами.

— Мы вернемся! — заявил Арес.

С величайшей осторожностью Грегор и Арес доставили еле живого зубастика Говарду и тут же вернулись к утесу. Одного за другим они осматривали мертвых мышей. Понимая, что ответить им никто не сможет, пытались найти хоть какие-то признаки жизни хоть у кого-то: ниточку пульса, слабый вздох, неуловимое движение, просто теплое тело…

Но живых больше не было.

По пути назад Грегор с остервенением думал о въевшемся, казалось, в кожу запахе смерти — он чувствовал, что каждая пора дышит теперь этим запахом. Изуродованные мертвые тела… Теперь он хорошо знал, какие кошмары будут сниться ему в ближайшие годы.

Говард делал все возможное и невозможное, чтобы помочь зубастику. Одна из передних лапок мыши была сломана, и Говард сделал ему фиксирующую повязку. Он втер целебную мазь в израненное, изувеченное тельце. Дав зубастику пить — чайную ложечку, не больше, воды, — примерно через час положил в мясной бульон хлебные крошки и нарезанную на малюсенькие кусочки рыбу и дал зубастику поесть.

Вода и еда придали раненому сил, и он даже смог промолвить несколько слов, начав со своего имени: Картик. Говард смог получше рассмотреть повреждения на его теле: ребра сломаны не были, хотя удар на них пришелся сильнейший, зато на голове была рана, да и обезвоживание и голод тоже сказались на его состоянии. По повреждениям на тельце невозможно было сделать вывод о том, что произошло, но мучить его дальше расспросами Говард не позволил. Он сделал зубастику компресс на голову, дал ему немного обезболивающего и еще одно лекарство от отеков и продолжал понемножку его кормить.