Владимир Аренев - Порох из драконьих костей

— Готово! — На крыльце стоял Вегнер, одетый уже поприличнее. — Идём?

Он на прощание вскинул руку — сторож кивнул и снова уткнулся в свой кроссворд.

— Слушайте, а почему вы не сказали врачам про то, что было во фляжке? — вспомнила вдруг Марта. — Вообще о том, что у него была фляжка.

Он пожал плечами:

— Явились бы егеря, начали расспрашивать. Не знаю, как тебе, а мне иметь с ними дело совершенно не хочется. Вдобавок… честно говоря, я не против позаимствовать содержимое для своих опытов. Только уж ты меня не сдавай, ладно? А саму фляжку я ему верну: скажу, что нашёл возле ямы, когда уехала скорая. — Он хмыкнул: — Никакущий из меня педагог. Первые дни на работе — и пожалуйста, откровенничаю с ученицей, учу чёрт знает чему.

От пошли от кладбища к остановке, фонарей здесь было побольше, так что Марта не удержалась и снова поглядела на него. Обычное лицо, совершенно обычная фигура. И одежда. И голос, в общем-то.

Разве только глаза… И вообще, нельзя судить о человеке по внешности. Чего далеко ходить: взять ту же Марту…

— Ну, — сказал он, — тебе в какую сторону? Я на Трёх Голов.

Марте было в противоположную.

— Проехаться с тобой? Ты вообще как, пришла в себя после всей этой ерунды? А то, честно говоря, я и сам в первый момент испугался, когда увидел…

— Я нормально, — быстро сказала Марта. — И потом, не хочется вас подставлять. Увидит ещё кто-нибудь, решит… всякие глупости. Вы езжайте, вон и ваш номер.

— Ну… тогда пока? Спасибо за помощь, Марта.

Он как будто даже дёрнулся обнять её, что ли, — но вместо этого просто взмахнул руками, запрыгнул в маршрутку и наклонился заплатить водителю. Пока ждал сдачу, обернулся, улыбнулся рассеянной улыбкой.

Похоже, подумала Марта, не заподозрил.

Да и с чего бы — Вегнер, наверное, и не услышал, что она тогда сказала. Думал, как спасти Трюцшлера.

Она стояла, обхватив себя руками, привалившись плечом к облупленной металлической трубе, на которой висел знак остановки.

Всё прошло, закончилось, но Марте по-прежнему было страшно. Трюцшлер выживет, сколько раз раньше выживал, обычное дело. Да она и не за Трюцшлера боялась. И не Трюцшлера.

Мысленно она прокручивала в памяти одно и то же. Три простых слова. Три слова — и то, что за ними последовало.

«Чтоб. Ты. Сдох».

Неужели, спрашивала она себя, неужели…

И даже боялась до конца сформулировать свой вопрос.

Насчёт увольнения действовать нужно было стремительно, пока не передумала. Поэтому Марта явилась в школу раньше и заняла удобную позицию на втором этаже, на подоконнике. Отсюда просматривался весь коридор, в том числе — дверь в учительскую.

Как ни странно, не ей одной не сиделось дома. Даже те, кто работал во вторую смену, были здесь: до Марты то и дело доносились встревоженные голоса. Интересно, думала она, что они там обсуждают, не новости же. Хотя по всему выходило: именно их.

Сама Марта утром краем уха тоже слышала про возможное повышение цен «на товары второй необходимости» — только не очень себе представляла, о каких таких товарах идёт речь. Вот хлеб — первой, а одежда? Или лекарства? И электричество, к примеру, — товар, нет?

Диктор о подорожании сообщил как бы между делом, основное внимание сегодня уделили недружественным действиям заморских стран (ну тоже: каким действиям, каких стран? — вы у нас умные, догадайтесь сами!..)

Марта за последние полгода привыкла к тому, что как ни новости, так очередные сообщения о препятствиях, которые мы с лёгкостью и честью преодолеем. Причём обещали преодолеть сплошь тётки в дорогих костюмах и мужики, у которых подбородок был побольше, чем Мартина грудь. Она прям видела, как эти вот всё бросят и ринутся преодолевать.

Поэтому и не дёргалась. Мачеха тоже тихо-мирно дожёвывала свой утренний салат, в телик поглядывала так, от нечего делать. Не на Марту же ей смотреть. А отец спал, он теперь поздно вставал, ну и ложился соответственно.

Что у них с отцом, Марта понять не могла. Вроде помирились, вроде ходит к ней по ночам — а спит по-прежнему на диване. И мачеха взяла моду: раньше всё с масштабным таким вырезом носила, а теперь — свитера под горло или шарфики какие-нибудь, платочки. Оно на ней, во-первых, не смотрелось, во-вторых — жарко ещё для шарфиков.

Ну и психованная стала, но тут Марта догадывалась, в чём дело: наверное, по Людвигу своему ненаглядному скучает. По владельцу надёжного, понимаешь ли, пистолета и неотразимой егерской формы; тьфу.

А может, просто боится, что рано или поздно отец с Людвигом решит по-мужски поговорить?

Обо всём этом Марта и размышляла себе полусонно, когда вдруг мачеха вскинулась и чуть не окатила себя кипятком.

— На перегоне между Лопушанами и Яниважем, — тарабанил диктор, — произошло возгорание нескольких вагонов с соломой. Благодаря оперативной реакции работников железной дороги пожар удалось потушить. Жертв нет, сообщение на данном участке пути уже восстановлено. Напомним, что это третий за последние сутки случай подобного возгорания. Специалисты утверждают: всему виной нехарактерная для осени сухая и тёплая погода, из-за которой солома воспламеняется буквально во время движения составов. С учётом этого наиболее целесообразным в данный момент представляется сделать паузу в заготовительном сезоне до более благоприятного периода.

Обычная эфирная болботня, было бы из-за чего паниковать.

А мачеха ведь и правда задёргалась. Аж снизошла до вопроса:

— Они сегодня что-то про подорожание говорили? Я прослушала, извини.

«Извини»? Вот прямо «извини»?!

От неожиданности Марта даже ответила без подковырочек:

— Говорили: на товары второй необходимости, типа, временная мера.

Мачеха громыхнула чашкой о раковину, туда же отправила тарелку с салатиком.

— Помоешь? Мне нужно сделать срочный звонок.

До «спасибо» дело не дошло и, может, к лучшему, нельзя столько потрясений основ — и за один раз.

Марта, конечно, оценила. И помыла.

Хотя подслушивать из-за бегущей воды было неудобно. Похоже, мачеха названивала своей старинной подружке в столицу, просила что-то узнать. Потом быстренько собралась и рванула на работу.

Марта тоже задерживаться не стала. А теперь, сидя на подоконнике, слушала обрывки фраз, доносившихся из учительской, и думала: чего-то она в жизни не понимает. Не в первый раз подорожание. И не в последний, наверное. Вагоны же… да кому вообще нужна эта солома, её по всей стране завались, что бы там дядя Патрик ни говорил.

Нашли, блин, повод для паники.

— …сверху! — говорил господин Вакенродер. Густой директорский бас разносился по коридору — никаким дверям не остановить. — И обсуждать здесь нечего. Внесём изменения в расписание, где-то урежем, где-то…