Nora keller - Король звезды

— Я понял, — кивнул мальчик. — Спасибо, профессор.

Римус Люпин покачал головой.

Потом Карл долго думал над словами своих учителей. Обоим не понравилось, что он спросил их о Патронусе. Но Северус Снейп и Римус Люпин не были друзьями, а значит, и мотивы их слов и поступков были разными.

Реакцию профессора Люпина Карл понимал. Профессор считал, что у мальчика ничего не выйдет с Патронусом, и боялся, что разочарование причинит боль. Понять профессора Снейпа было сложнее. Карлу с трудом верилось, что он обеспокоен душевным состоянием своего ученика. Но если дело было не в Карле, то в ком?..

Через несколько недель упорных тренировок, Карл убедился в обоснованности сомнений профессора Люпина. У него не получалось создать ничего, хоть отдалённо напоминающего Патронуса.

Приближались рождественские каникулы. В последние выходные семестра третьекурсникам снова разрешили пройти в Хогсмит.

Шагая по замёрзшей тропинке, Карл думал о том, что зима идёт волшебной деревне намного больше, чем осень. А мигающие гирлянды и разноцветные фонарики превращали её в иллюстрацию новогодней сказки. Частью сказки стал теперь и большой чёрный пёс, снова спешивший в сторону замка, — только сказка эта казалась очень печальной.

Не остановившись около манящих витрин магазинов, Карл направился к Визжащей хижине. С трудом преодолев поле, покрытое толстым слоем снега, он открыл скрипящую дверь и вошёл внутрь. Здесь тихо и спокойно, здесь он сможет попробовать ещё раз.

Скинув ботинки и забравшись с ногами на кровать, Карл положил перед собой волшебную палочку и задумался. До сих пор у него не получалось создать Патронуса. Почему?.. Вряд ли дело в заклинании, слова — малая часть магии. Некоторые чудеса ему удавалось сделать, не зная заклинаний. Значит, дело в воспоминании — самом радостном и счастливом… Он снова и снова перебирал в уме события своей короткой жизни — но ни одно из них не могло создать Патронуса…

А может, подумать о том, чего на самом деле не было?.. Перед глазами возникла картина: уютная гостиная, в камине горит огонь, красивая женщина на диване вяжет свитер, клубок падает на ковёр, к нему подбегает котёнок. Мужчина наклоняется, поднимает клубок, берёт котёнка и кладёт себе на колени, продолжая рассказывать о том, что произошло сегодня на работе. Он говорит приглушённым голосом, женщина время от времени отрывается от вязания, кивает или задаёт вопрос. Она тоже говорит тихо, потому что в кресле спит мальчик, для которого она вяжет свитер…

Осторожно, чтобы иллюзия не исчезла, Карл взял волшебную палочку и прошептал:

— Экспекто патронум…

Ничего не произошло. Наверное, иллюзии не могли создать Патронуса…

Где-то позади вздохнула тень, и снова её вздох был похож на смех.

— Думаешь, у меня не получится? — спросил Карл.

Вздох-смех…

Может, дело действительно не в словах и не в воспоминаниях? Может, в его душе просто нет света? Только отчаяние и тоска — то, что он чувствует, когда рядом появляются дементоры. Единственное воспоминание о дне, когда он родился…

Смех…

Нет, хотя бы крошечка света в нём должна была остаться!.. Просто свет найти в себе гораздо труднее, чем тьму. Но он должен постараться… Для этого нужны воспоминания, они — как проводник, позволяющий свету найти путь… Пусть это будет крошечный огонёк…

Огни свечей дрожат, и кажется, что свечи тоже мёрзнут. Где-то наверху наступила весна, но здесь всегда поздняя осень. Он дует на холодные пальцы и переворачивает страницу учебника. Альфомра — противоядие, заживляет раны, ожоги и укусы животных. Ингредиенты: китовый ус, яд кобры. Он встаёт, идёт к шкафу с ингредиентами, потом возвращается за свою парту. Молча, чтобы не мешать.

Руки слушают только приказы холода, порошок из китового уса сыпется на стол. А что будет, если он прольёт содержимое второго пузырька?..

Профессор медленно идёт между пустых столов и останавливается около него. Он ни о чём не спрашивает. Ему достаточно взгляда. Он приказывает подвинуться, потом опускается на скамью рядом с ним и начинает рассказывать о яде…

Карл слушает строгий голос, который словно не говорит, а читает статью из словаря, и чувствует, как воздух вокруг теплеет. В этом нет магии, профессор не произносит заклинаний — просто он сидит рядом, и поэтому тепло. Тело профессора, подчиняясь даже не его желанию, а обыкновенным законам физики, отдаёт тепло, которое согревает мальчика.

Карл смотрит на свои руки и думает, а хватит ли в его маленьком теле тепла, чтобы согреть другого человека… Очень хочется, чтобы хватило… Он пытается заглянуть в себя. Там темно — и только в самой глубине теплится крошечный огонёк…

Карл открыл глаза — у него в руках дрожал маленький клубочек света. Клубочек расправил крылья — и оказался белым вороном.

— Привет… — тихо сказал Карл.

Белый ворон смотрел на него светлыми мудрыми глазами.

— Значит, ты мой Патронус?..

Ворон молчал, не возражая и не соглашаясь.

За левым плечом послышался вздох…

Вечером Карл долго не мог заснуть, снова и снова вспоминая произошедшее в Визжащей хижине.

У него получилось… И пусть сейчас его Патронус умещается на ладони, это начало… Но как странно…

Он накрыл голову одеялом.

Как странно, что тому воспоминанию удалось создать Патронуса… Ведь оно тоже было иллюзией…

Карл долго думал, возвращаться ли ему на каникулы в приют. Трудно было представить более одинокое Рождество, чем то, которое ожидало мальчика в Хогвартсе, но встречи с Тэдом, Софи и остальными ребятами Карл теперь боялся больше одиночества. Для этих детей, брошенных и забытых, родители являлись мечтой, подарком, который можно заслужить, если очень-очень стараться, счастливым билетиком, выигранным в лотерею. И ни один из них не принял бы ребёнка, который сам лишил себя такого счастья.

Здесь проявлялась грань, отделявшая друзей от тех, с кем ты просто хорошо общаешься. Другу можно было рассказать всё, и он остался бы тебе другом. Но, узнай Тэд о том, что сделал Карл, он бы не простил его — он, которого мать сама отдала в приют. И пусть её образ давно стал бледным пятном, если бы Тэда спросили, в чьи черты он хотел бы превратить это пятно, он, не задумываясь, бы ответил: «В мою маму».

Софи, наверное, простила бы, — из жалости. Но даже жалость не могла бы стереть страх в её взгляде, украдкой бросаемом на маленького убийцу.

Нужно было не ехать — или поехать и сказать правду. Но это означало не только причинить боль себе. Рассказав, он лишил бы их сказки. В устах убийцы сказка теряла своё волшебство и превращалась в фарс…