Виталий Мелентьев - Черный свет

Солнце уже садилось за кроны деревьев, взметнувшихся над бескрайним вечнозеленым разливом джунглей, как гористые островки, река меняла свою окраску.

Лес снова наполнился шумом, верещанием и стрекотанием его обитателей. Но ни гула моторов, ни автоматных очередей уже не слышалось.

— Правьте к берегу, — хмуро сказал Ану. — Я все-таки скажу им прощальные слова и дам… несколько ценных указаний.

Вездеплав приблизился к берегу, остановился перед собравшимся племенем. Индейцы казались утомленными и грустными: они понимали, что их ждет впереди, и уже готовились к этому трудному испытанию.

Их татуировка — особенно черные и желтые пятна на лбах — стала как будто ярче, издали она напоминала необыкновенные, сказочные цветы.

— Они уже выполнили свой обычай, — задумчиво сказал Ану, — и дорисовали на лбах цветок черной орхидеи до боевой точности и красоты.

— Как это — до боевой красоты? — осторожно спросил Вася.

— Так. Ведь племя называется племенем Черной орхидеи. А черная орхидея — это очень редкий цветок. Его символ они и рисуют, татуируют у себя на лбах. А когда им предстоит большая охота, или война, или вообще какие-то чрезвычайные события, они его дополняют.

— А эта орхидея и в самом деле существует? И почему она черная?

Вездеплав ткнулся в пологий берег, и все племя уже подошло к самой воде. Вот почему Ану не ответил Васе и стал держать последнюю речь. Он говорил недолго, но, видно, убедительно, потому что лица индейцев просветлели и воины стали отделяться от своих семей, которые рассаживались по пирогам.

— Я им сказал, — вздохнул Ану, — что мы еще вернемся. И они поверили. Может быть, их не следовало обманывать?

Пироги медленно и осторожно скользили против течения светлой протоки с кровожадными рыбами пиррайя, постепенно скрываясь под нависшими над водой лианами.

Воины тоже один за другим исчезали за зеленой расписной стеной тропического леса. Он словно поглощал их — красиво неприступный, гордый и жестокий. Всем было грустно. Даже Шарик и крокодил присмирели, печально глядя вслед последнему воину, который скрылся в лесу.

— Скажите, Ану, вон там, у самой протоки, это не черная орхидея? — осторожно спросил Вася.

Ану долго всматривался в лесную стену, но ничего не увидел.

— Давайте подплывем поближе. Вообще черная орхидея встречается довольно редко.

Вездеплав бесшумно двинулся к протоке, только тогда Ану тоже увидел цветок.

Он висел низко над водой и словно светиле изнутри своей желтой чашечкой.

— У тебя великолепное зрение, — сказал Ану. — Это действительно черная орхидея.

На самом деле она была не черной, а скорее темно-темно-фиолетовой или темно-бордовой. Такой темной, что казалась черной. Когда на ее лепестки падал свет, они казались бархатистыми и отливали мягким красновато-фиолетовым светом. Казалось, что свет не отражается от цветка и идет как бы из его глубины. Этот ровный, мягкий и добрый свет оттенял покойную и веселую красоту золотисто-желтой чашечки и разноцветных пестиков.

Вася наклонился к нему и хотел было сорвать, но потом оглянулся на Ану: он уже убедился, что в джунглях ко всему нужно подходить с опаской — мало ли какие неприятности могли таиться за внешней красотой цветка.

— Не бойся, он совершенно безвреден. Когда зайдет солнце, он будет благоухать. У него самый сильный и, кажется, самый приятный запах из всех орхидей. И если у него будет вода, он проживет долго. Может быть, даже пустит ростки.

Вася сорвал цветок, и они долго рассматривали его, поглядывая туда, где скрылось красивое и доброе племя, носящее его имя.

— Итак, каково будет решение? — спросил Ану, все еще с тоской поглядывая на протоку.

— Давайте обсудим. Что предлагаете вы, Ану?

— Я, Юрий, теперь ничего не предлагаю. Ведь я всего лишь младший партнер в этом предприятии. Я готов слушаться и повиноваться. Как-никак, а у меня есть опыт раба, — горько усмехнулся Ану.

— Зачем вы так, Ану?.. Ну зачем? — прямо-таки взмолился Вася. — Ведь нам нужно все решать вместе.

— На каждом корабле должен быть командир. А он решает все единолично, не спрашивая советов и никому не отдавая отчета.

Но Юрий твердо помнил обычаи голубых людей и непреклонно сказал:

— Нет, Ану, у нас так не будет.

— А как же будет у вас?

— У нас каждый будет командиром в свое дежурство. Но когда он командир, он будет выполнять волю всех.

— Ничего не понимаю. Как же это получается? Он — командир и вдруг будет выполнять волю всех?

— Это очень просто, Ану. Гораздо проще, чем может показаться. Все принимают одно решение — самое умное, самое правильное и самое удобное для всех. А потом каждый, когда ему выпадет очередь быть командиром, делает все, для того чтобы решение выполнить как можно лучше. И вот тогда уже все будут подчиняться ему. Потому что и командир, и все остальные все будут делать для всех и, значит, для себя.

Ану недоверчиво посмотрел на ребят, потом задумался и наконец честно признался:

— Не знаю… С таким распределением обязанностей мне сталкиваться не приходилось. Но в этом действительно есть что-то очень… верное. Я, пожалуй, согласен попробовать.

Его можно было понять — больше века он был вождем, почти богом и ни у кого не просил совета. Он только приказывал, а все покорно выполняли его волю. А теперь приходилось советоваться на равных. И к этому еще нужно было привыкнуть.

— Я думаю вот о чем, — сказал Вася, -ведь если мы будем возвращаться прежним путем, мы неминуемо опять попадем в переделку.

— Почему? — не понял его Юрий.

— Понимаешь, ведь нас засекли где-то над океаном и прислали вдогонку парашютистов. Кто докажет, что нас не заметят еще раз?

— Пожалуй… Что ты предлагаешь?

— Подождите. Есть еще одно соображение. Мне думается, что если мы полетим на восток, то время будет работать против нас.

— Неясно! — буркнул Ану.

— Неясно? Когда мы летели сюда, мы как бы догоняли день. А теперь все будет наоборот — мы полетим навстречу дню, и поэтому ночь станет раза в два короче. А это… это опасно. Могут заметить. Значит, нам нужно продолжать полет на запад и снова как бы догонять день.

Они помолчали, и Ану протянул:

— Да-а. Придется все делать наоборот.

— Как это — наоборот? — встрепенулся Юрий.

— Плыть не вниз по реке, на восток, а вверх, на запад. А так как вверху берега реки заняты противником, то… то придется уходить в сторону, в какую-нибудь протоку, а уж потом подниматься в воздух.

Ану, кажется, и в самом деле учился советоваться и подчинять свое самолюбие общему делу. Ведь это дело волей-неволей становилось его делом.