Варвара Еналь - Мы можем жить среди людей

За железным столом, покрытым цветным пластиком, сидел, положив голову на руки, мальчишка. Или уже парень – на вид ему было гораздо больше шестнадцати. Грязные волосы свисали слипшимися прядями на самые руки, засаленные рукава коротковатой куртки, истрепанные до лохмотьев, пугали убогим и страшным видом.

– Эй, привет! – позвал его Федор.

Парень не шевельнулся.

Федор осторожно приблизился, качнул боком столешницу и снова позвал:

– Эгей! Ты спишь, что ли?

Парень снова остался недвижим.

– Пацан, ты заболел?

Медленно, очень медленно поднялось лицо, и сквозь слипшиеся пряди сверкнули темные, слишком темные глаза, лишенные белков. И даже, кажется, ресниц – в сумраке Таис не смогла рассмотреть. Тонкие губы, приплюснутый широкий нос – не лицо, а гримаса уставилась на них. Секунда – и парень снова опустился на руки и погрузился в сон. Дернулись плечи и замерли.

Таис попятилась, все еще прижимая к себе пакеты с едой. Что это такое? Неужели еще один сон? Быть этого не может. Того, что она только что увидела, просто не может быть. Как зовут этого парня? Что у него с лицом?

Таис перевела взгляд на Федора и увидела, что тот растерян не меньше. Нахмурившись, он дотронулся ладонью до плеча Таис, слегка отталкивая ее назад, и ругнулся:

– Черт! Что за ерунда?

И вдруг этот странный лохматый парень прыгнул. Точно сжатая пружина, которую внезапно отпустили. Тихо, без предупреждения, он рванулся вверх и оказался с ногами на столе. Присел на корточки, опустив вниз руки, и его страшные темные глаза уставились на Таис. Прямой взгляд его оказался таким странным, что Таис почувствовала, как сумасшедший, безотчетный ужас наполняет грудь и рвется наружу. Еще немного – и она заорет. Будет орать и орать…

Федор вдруг рванул ее за руку и закрыл собой. Вовремя, потому что парень еще раз взвился вверх и прыгнул на них двоих. В лицо ему полетели пакеты с картошкой, брошенные Федькой, и это сбило нападение. Парень рухнул на пол, Федор вытолкнул Таис в коридор и с резким грохотом задвинул дверь. Створка тут же дрогнула от удара.

– Неси быстро ту дверь, что валялась в коридоре! – заорал Федор.

Яростный огонь в его глазах и дикий стук в дверь заставили Таис прийти в себя. Конечно, надо просто припереть дверь, чтобы она не открывалась. А после делать отсюда ноги. Еле подавив желание бежать без оглядки прямо сейчас, Таис с неимоверным трудом потащила тяжелую створку двери, что валялась в соседнем коридоре. Пришлось волочить ее по полу, и она мерзко скрежетала.

Федор держал дверь из последних сил. Пальцы его побелели, на лбу выступил пот. Замковые разъемы тут, видимо, не срабатывали. Щелчка не было, и дверь под энергичными ударами ходила ходуном. Приподняв створку, которую притащила Таис, Федор закрепил ее на высоком пороге, уперев в небольшую дверную ручку. Отступил на шаг.

Дверь дрожала, но створка не давала ей возможности отъехать в сторону.

– Это его задержит. Пошли, бегом!

В этот момент из бокового коридора показался еще один мальчик. Худой, бледный и какой-то странный. Он остановился, посмотрел на Таис и Федора и хриплым голосом спросил, медленно и с трудом выговаривая слова:

– Вы его видели, да?

– Кто это такой? – быстро спросил Федор.

Дверь снова дрогнула под градом ударов.

– Это Жека… он просто заболел… мы думали, что это болезнь… после заразились еще двое. Зря вы сюда пришли. Мы все заболели…

Парень попятился и, прежде чем исчезнуть в проеме, тихо добавил:

– Не ходите сюда.

– Как тебя зовут? – крикнул ему вдогонку Федор.

Ответа не последовало.

– Пошли поскорее отсюда. Он же сказал: заболели все. Федор, пошли. – Таис взяла друга за ладонь и потянула за собой.

Уйти отсюда поскорее. Так жутко ей еще не было даже тогда, когда пятнадцатый палил в них около лифта. Тогда все было ясно и понятно.

А тут – что-то страшное. И объяснения этому страшному нет.

На узкой, скрипучей кровати уснуть невозможно. И кто придумал такие неудобные пружинки, переплетенные в прочную, но шумную сетку? Трясется всякий раз, стоит только пошевелиться.

Скрип-скрип, скрип-скрип… Одеяло слишком колючее и неприятное. Чужое одеяло, казенное, корабельное. У Эммы в каюте было такое мягкое, невесомое одеялко из пухового селектика, темно-синее с крошечными желтыми звездами. Удобное, теплое, большое. Можно завернуться с головой, подоткнуть под колени и под пятки.

А тут – коричневое, невзрачное, колючее и громоздкое. И пахнет так странно. Коридорами этими темными пахнет. Как можно жить в этих подвальных коридорах? Вот уж действительно дети подземелья.

Но хуже всего, если они окажутся правы и на Третьем уровне нет взрослых. Бред какой-то. Страшный сон, кошмарное наваждение. Эмме бы и в голову такое не пришло. Нет взрослых!

А кто тогда отдает распоряжения на станции? Кто организует производство? Кто отчитывается Торговой гильдии? Если крейсеры приходят за товаром – а Федор говорил, что они действительно приходят, – значит, взрослые должны быть. Хотя бы на этих крейсерах.

Эмма перевернулась на бок, досадливо поморщилась, прислушиваясь к печальным жалобам пружин, и натянула одеяло до подбородка. Холодно тут и голодно. Что это за ужин – хлеб с тонким слоем масла? Разве этим наешься? И смешные два пряника. Два пряника!

А сегодня утром Эмма завтракала яичницей с овощами, несколькими ломтями сыра, стаканом молока и шоколадным печеньем. И его, этого шоколадного печенья, было сколько душе угодно. А сейчас два пряника – и все!

Разве могла она подумать, что так закончится последний день детства? Жуткая драка, Коля, девочка Таис и парень с серыми глазами, которого зовут Федор. Вот, теперь это ее друзья, и ей предстоит с ними жить.

Из этих троих только Федор нормальный. Коля каким был безответственным хулиганом, таким и остался. О Таис и говорить нечего: жестокая, грубая и наглая. Как быстро вылетели у них из головы все законы! Как быстро опустились они на примитивный животный уровень. Никакой цивилизации не осталось, самые настоящие дикари. Ни правил, ни законов, что хотят – то и делают.

Они даже на людей не похожи, как будто застряли в безвременье и никуда не двигаются. Не Второй уровень детства и не Третий уровень взросления. А какой-то Нижний уровень, о котором ничего на станции не известно и о котором и сказать-то нечего.

Вспомнилось, как они собирались лечить рану Коле грязными руками. Такое простое правило – мыть руки – и то им неизвестно. Страшно подумать, что было бы с рукой Коли после их лечения! Занесли бы инфекцию, а после удивлялись, что рука пухнет.