Ежи Брошкевич - Трое с десятой тысячи

В то утро, с которого начинается эта история, Ион Согго проснулся в особенно весёлом настроении и первым делом взглянул на стоявшего рядом Робика. Робик улыбнулся в ответ, приветственно помахал рукой и объявил:

— Семь тридцать. Добрый день, Ион.

Просыпаться можно по-разному. Порой приходится прямо-таки выкапываться из сновидений — тяжело, с трудом, как из-под снежного завала. А иной раз просыпаешься легко, даже смешно немного. Как будто ни с того ни с сего взлетел в воздух.

Именно так просыпался почти всегда Ион Согго. Стоило ему открыть глаза, и он тут же начинал улыбаться, радуясь новой встрече с самим собой, со своей жизнью и со всем белым светом. Что поделаешь, если с пелёнок и по сей день, когда ему исполнилось ровно 14 лет и 3 месяца, Ион Согго был невероятно смешлив?! Чтобы смеяться, нужно иметь характер. Внешность у Иона была обыкновенная — волосы чуть темнее русых, кожа светлая, глаза ореховые, нос короткий, ноги длинные. Но вот смеялся Ион так, что это, по мнению его собственных родителей, точнее всего походило на «смех охрипшей кукушки» (хотя, как смеётся кукушка, да ещё охрипшая, никто не знал).

Лет шесть назад один из ехидных дружков записал Ионов смех на магнитофон. А потом как-то, никого не предупредив, запустил ленту.

Сначала, услышав какие-то странные звуки, Ион расхохотался. Но лента продолжала крутиться, и он начал замечать, насколько похож его смех на те звуки, которые издавал магнитофон. Тогда Ион перестал смеяться. Но магнитофон-то, к сожалению, не перестал.

Ион слушал очень внимательно минуту, другую. Потом спокойно согласился:

— Ужасные звуки, — и… улыбнулся.

Но и после этого случая он так же охотно смеялся и радовался жизни. Согласитесь — разве это не говорит самым наилучшим образом о его характере?

Итак, в то утро, как всегда, Робик объявил:

— Семь тридцать. Добрый день, Ион!

Ответ Иона звучал почти как считалка. Дело в том, что свой день он всегда начинал с короткой зарядки, как он говорил: «Для запуска на орбиту прекрасного настроения на сутки».

— День должен — раз-два — быть добрый, — три-четыре — и хороший и весёлый, — три-четыре — потому что, — раз-два — мы хотим — вверх-вниз, — а поэтому — подскок, — постараемся — подскок — сделать так — раз-два, — как хотим, три-четыре.

— Бессмыслица какая-то, — сказал Робик.

— Ещё какая! — завопил Ион уже из душевой. — Ну и что?!

— Ничего!

— Ну и чудесно! — объявил Ион, растираясь с такой силой, словно вместе с водой хотел содрать с себя кожу.

— Лови! — крикнул Робик, швыряя в Иона рубашку, шорты, ботинок, другой ботинок, куртку, носки.

Ион «взял» рубашку, шорты, левый ботинок и куртку. Правый ботинок и носки он пропустил в ворота, то бишь в двери душевой.

— Два ноль! — подытожил Робик.

— Тоже, поддаться не можешь разок! — обиделся Ион.

— Рад бы, но не могу, — ответил Робик.

Один за другим они прыгнули через окно на газон, и, приземлившись, Ион крикнул:

— Эгей! Близнецы!

В соседнем окне появились две головы — одинаково черноволосые, одинаково голубоглазые.

Эти удивлённые и симпатичные физиономии принадлежали Алику и Альке Рой. Близнецы прибыли сюда на каникулы, так же как Ион. Только Ион находился здесь уже две недели, а близнецы явились лишь вчера поздно вечером. Ничего удивительного, что их совершенно одинаковые лица в данный момент изображали высшее любопытство (в двух копиях).

Увидев Иона и Робика, Алик дружески потряс сложенными над головой руками и крикнул:

— Эгей!

Его сестра, напротив, презрительно прищурила глаза и спросила необычайно вежливо:

— Простите, пожалуйста, разве «эгей» заменяет здесь «доброе утро»?

Ион не ответил. Он уставился на Альку. Правда, он уже видел её вчера, но как-то мельком. Вдобавок, вчера близнецы устали с дороги и вид у них был замученный и сонный. Алька, даже сонная, держалась страшно чопорно и всячески демонстрировала, какая она воспитанная, так что у Иона сразу сложилось о ней вполне определённое мнение: «Скучная она».

Вот и сейчас выражение Алькиного лица было малоприятным, взгляд насмешлив, улыбка ехидная. И в то же время оказалось вдруг, что она красивая до умопомрачения и вообще совсем не такая, как показалось Иону вчера. Разве не понятно, почему Ион замолчал с довольно глупой улыбкой на лице?!

К счастью, у Робика кровь была холоднее, чем у Иона.

— Нет, — с достоинством объяснил он, — «эгей» — это, конечно, не «доброе утро». Но если ты поднатужишься и проявишь хоть каплю доброжелательства, то «эгей» вполне сойдёт за «доброе утро».

— Покорно благодарю за разъяснения, — холодно улыбнулась в ответ Алька.

— Доброе утро, — буркнул Ион.

Алик, спрыгнув с подоконника, остановился перед Робиком и спросил, обращаясь к Иону:

— Почему ты вчера не сказал, что вас двое? Это твой брат? Вы совсем не похожи. Старший или младший? Как его зовут?

Алька последовала примеру брата. Она легко перепрыгнула через подоконник.

Робик захихикал в стиле «охрипшей кукушки».

— Восемь ноль-ноль, — сказал он. — Вас ждёт завтрак. Мы совсем не братья.

Близнецы переглянулись и на секунду потеряли дар речи.

— Не может быть! — закричал наконец Алик.

— Абсолютно не может быть! — сказала Алька.

Ион с гордостью смотрел на Робика. Так почти всегда получалось, стоило лишь людям посторонним, не знавшим обычаев его родины, начать догадываться о том, кто такой Робик.

— Почему же? Вполне может быть, — снисходительно улыбнулся Робик. — Мы никак не можем быть братьями, потому что Ион такой же, как вы, он — человек, правда, родившийся на Сатурне.

— Наш род Согго, — с кажущимся безразличием вставил Ион, — ведёт начало от первых колонистов на Сатурне…

— А я, — продолжал Робик, — человекоподобный робот, новейшая по оформлению модель, сатурнийский робот-хранитель. Разве вы не слышали, что на Сатурне лучшие друзья людей — это мы, их роботы-хранители?

За время этой тирады Робика Алик, проникаясь уважением, украдкой рассматривал улыбающуюся веснушчатую физиономию рыжеватого 15-летнего паренька. Алька, напротив, решительно и откровенно взглянула прямо в зеленоватые глаза Робика.

— Не верю. Глупейшее надувательство.