Оак Баррель - Одд и Ключ времени

Одд закрывал глаза и как наяву видел своего огромного отца, размахивающего дубиной. Дальше была темнота.

Кирка в его руках не переставая ломала камень.

Теперь уже Одду, наверно, все тринадцать, два из которых он провел глубоко под землей с киркой и фонарем, добывая цветные камешки для ненавистных хозяев подземных нор. Два… А может быть, и три года или целую вечность — потому что он точно не знал, сколько на самом деле времени прошло с тех пор. Кажется, дважды их по нескольку недель кормили кашей из грибов-вонючек, которые собирают в низинах осенью. Если их не вымочить хорошенько в рассоле, то в рот не взять. Но здесь в голодных подземельях вкус не так важен — гораздо важнее количество еды, будь то хоть прокисшие воняющие грибы или каша из древесной коры.

Если он правильно подсчитал, значит, наверху прошли две осени и кончалась морозная снежная зима. Даже самый пасмурный зимний день там наверху казался Одду теперь ярким, как само солнце, и таким желанным…

Мальчик снова ударил киркой и оглянулся.

Слизняк все так же сидел, прилепившись к неровности стены, и рассматривал его темными бусинами глаз на коротких подрагивающих стебельках.

Слизни шпионили здесь за каждым, свешиваясь со стен, потолков и балок, беззвучно передавая информацию по цепочке. Когда кто-то падал без сил, ломал руку или ногу и не мог больше работать, слизняки давали знать остальным, и в шахте появлялись визжащие слюнявые орки, безвозвратно утаскивая мальчика в темноту. Кричать и сопротивляться было бесполезно: ослабевшие маленькие рабы ничего не могли сделать с проворными злыми тварями. К тому же те всегда набрасывались по двое-трое на одного, оглушая и связывая жертву обрывками грязных веревок.

Часто Одду удавалось подслушать безмолвную речь слизняков. Сколько он ни спрашивал других мальчиков, никто их ее больше не слышал. Слова как бы сами собой складывались в голове, словно кто-то сзади нашептывал их тихим липким голосом. Обычно ничего интересного: тот отвлекся, этот ушиб ногу… Но зато всегда можно было знать, что приближаются орки. Тогда у слизняков начинался настоящий переполох, потому что твари не только использовали их, чтобы шпионить за пленниками, но и запросто ели, проходя мимо. Будто мерзкий комок слизи был яблоком на ветке в саду.

«Наверное, — думал Одд, — орки потому и забирают сюда детей, чтобы меньше кормить и проще расправляться, если что. Толку от нас мало, да, похоже, им больше и не надо — лишь бы кое-как колотили киркой и набирали горсть цветных камешков за миску холодного супа… Я расту и не умираю, и скоро им буду не нужен. Тогда они придут, чтобы покончить со мной». Совсем невеселые мысли, но ведь и место не из веселых.

Со стен и потолка шахты не переставая капала вода, натекая в холодные мутные лужи со скользким дном. Одд столько времени провел по колено в ней, столько раз в нее падал с головой, поскользнувшись на булыжниках, что ненавидел эти лужи почти так же, как самих орков, шпионов слизней и сами унылые подземелья.

Он сжал зубы и снова принялся бить киркой о крошащейся известняк в грязно-коричневых прожилках. Нескончаемая толща камня ему смертельно надоела, но она давно стала его единственным собеседником и казалась более живой, чем слизняк на стене или даже те упавшие духом мальчишки, с которыми он ночевал бок о бок в холодной узкой пещере-спальне.

В свете тусклой лампы неровности проступали то чьим-нибудь крючконосым лицом, то драконом или собакой, то картой далекой неизвестной страны, в которую он обязательно когда-нибудь попадет. А время от времени случались и просто удивительные находки: панцирь древней черепахи или улыбающийся череп гигантской рыбы с зубами длиной в ладонь. Одна окаменевшая ракушка была острой, как шило, и напоминала охотничий кинжал. Орки тут же отобрали находку, которая могла послужить оружием.

Не переставая стучать о разлетающийся осколками камень, Одд еще и еще раз пересчитывал дни, вспоминал имена и дни рождения своих близких, их лица и все то, что с таким трудом давалось ему на уроках в школе. Когда ничего не шло в голову, особенно помогали стихи и считалки, которые можно было нараспев повторять в темноте часами. Он знал штук десять и отдал бы свой скудный ужин, чтобы кто-нибудь дал ему выучить еще один стишок, пусть даже самый короткий и дурацкий.

В сказках, которые рассказывали Одду мать и бабушка, в глубоких пещерах главные герои всегда что-нибудь находили. Обычно сундуки с золотом или какие-нибудь мечи, которыми можно было победить злых чудищ и добраться до сокровища. Ну, или освободить спрятанных в подземных дворцах красавиц…

Самому Одду больше нравился вариант с сокровищами, потому что красавицы его мало интересовали, да к тому же, как он подозревал, с ними всегда бывает слишком много хлопот.

Лилл, что жила по соседству, изводила его с раннего детства, хотя и была, по-видимому, настоящей красавицей: белокурой, тонкой, как стебель, с огромными, вечно распахнутыми зелеными глазами. Определенно, она была красавицей — но лучше было держаться от нее подальше. А вот на золото можно купить дом, лошадей и мельницу! Одд много раз слышал от причитающих вечерами взрослых, как Лилл дружила с Гладдом и как жаль, что все так случилось… Сейчас вся эта история казалась не более чем дымком над гаснущей лампой: секунда, и все бесследно растворилось во тьме.

И еще, в деревенских сказках всегда чему-то учили. Раньше он не понимал этого, а теперь наверняка знал, потому что многое из услышанного помогло ему выжить здесь. Похоже, все эти сундуки с золотом и красавицы были придуманы только для того, чтобы малыш дослушал до конца и запомнил, как не заблудиться в пещере, или как, обмотав проволочку вокруг фитиля, обнаружить подземный газ, чтобы не взорваться на мелкие кусочки. Много чего такого, о чем следовало знать ребенку, оказавшемуся в орочьих норах под горой.

«Просто они знали, что так может случиться, — думал Одд про мать и бабку. — Это знали их матери и бабки много-много поколений назад и готовили меня и других мальчишек, чтобы хоть чем-то нам помочь, когда придут орки, а семья окажется далеко».

Год от года орки приходили все чаще, и не было от них покоя. Иногда они даже копали норы под домами и забирались внутрь, выскакивая из подполья среди ночи, роняя слюни и вереща, как тысяча чертей. Бились со взрослыми, хватали детей и скрывались с добычей под землей так быстро, что соседи не успевали прийти на помощь.

Единственными, кого твари по-настоящему боялись, это больших пастушьих собак, которые их терпеть не могли и бросались в погоню, едва учуяв. В деревне было много собак. Всюду, где жили дети, их на ночь впускали в дом, чтобы охранять от орков. Но и это не всегда помогало: не можешь же ты каждую минуту жизни находиться рядом с этой лохматой скамейкой! А когда орки, вооруженные дубинками и ножами, нападали по пять-шесть, то не спасали даже самые верные псы.