Александр Преображенский - Голоса трех миров

— Я знаю, что говорю, — возбудился и одновременно возмутился Барди, даже перебив Андрея на полуслове. — Я сам видел. Это крысы. Они бессловесные, но не совсем. Они пересвистываются как–то странно, совсем не так, как в нашем поселке у кухни. Я даже подумал, когда их увидал, что они на меня похожи. Будто тоже потеряли говорилки. И еще у них были спицы. Я убежал от полиции, спрятался, вдруг слышу звон, тихий такой, как гвоздь по камням покатился. Чую — крысы, и выглянул. Знаешь… — Барди смутился. — Я тогда захотел одну съесть. Это нехорошо, но…

— Ладно, ладно, не оправдывайся, — замахал руками Андрей, который тоже готов был съесть сейчас если не крысу, то любое мало–мальски съедобное блюдо. Землянички его только раздразнили.

Я, наверное, все–таки не съел бы, — не преминул все же оправдаться Барди, — но когда я увидел их, я совсем расхотел есть. Они бежали одна за другой по бетонному полу, и за каждой волочилась длинная спица на веревочке. Их было много, очень много, я даже не видел конца их цепочки. Потом первый свистнул, и все остановились. А первый встал на задние лапы, подтянул к себе за веревочку спицу и взял ее в лапы передние. Ты знаешь, я удивился, у них передние лапы как руки. Он взял спицу в лапы и стал крутить головой, принюхиваться, я вдруг понял, что он меня уже чует, и мне стало страшно. Я тогда выскочил и убежал. И еще я знал, что это крысы, уже тогда, когда мы нашли того пуделя. Я их сразу учуял. Они бы тоже ему голову отгрызли.

«Собаки врать не умеют, — думал Андрей, глядя на Барди и онемев на время от изумления. — Но он же соврал полицейским еще в офисе». Теперь Андрей понимал это и верить ему не хотелось, особенно в то, что он сам считал баснями. Все переворачивалось в его понимании мира — крысы со спицами, собаки, которые дурят людей.

— Я правду говорю, — будто прочел эти мысли Барди. — Я только других могу обмануть. Тебя — нет.

Андрею стало нестерпимо стыдно, он молча положил свободную от говорилки руку на голову Барди, легонько почесал за ухом. Глаза собаки чуть ли не закатились от счастья.

— Ты думаешь, это они устроили хранилище гово- рилок? — спросил он, подтверждая этим, что верит рассказанному.

— Больше некому. Они убили, они сняли, они спрятали, они поставили головы вместо стражей. Они охотятся на крысоловов.

— Елки зеленые! — Андрей вскочил и огляделся. Услыхав об охоте, он кстати вспомнил, что здесь тоже кое–кто собирается охотиться — и не на кого–нибудь, а на них. Пожалуй, из леса тоже надо поскорее убираться. Вот только куда?

— Знаешь, Барди, я не сказал тебе самого главного. Нам надо сматываться, то есть уйти из леса.

И Андрей поведал своему другу о встрече с грохочущим монстром.

— Только люди? — спросил тот, когда рассказ был закончен.

— Что только люди? — Андрей еще не понимал Барди с полуслова.

— С ними не было собак?

— Кажется, не было. Впрочем, в кузове… Нет, не было, точно. Зато у них ружья.

— Если с ними нет собак, — беспечно подвел итог Барди, они нам почти не опасны.

— Почему?

— Они нас не найдут.

— Ты думаешь?

— Люди хорошо видят, — рассудительно отвечал Барди, — но плохо слышат и еще хуже чуют. У тебя есть я. Я услышу и учую их первым. Нам не надо уходить из леса. Лучше мы пойдем в лес, я нашел там убежище. Ты понесешь мою говорилку.

Он опять послушался эту собаку, опять последовал за ним, как за старшим. Неужели они наравне? Замечательная личность стала его другом. Даже в мыслях Андрей не смог назвать Барди «младшим».

Очень скоро ему пришлось еще раз удивиться. Лес как будто бы принял его. Перестал впиваться в ступай тупыми шипами сосновых шишек, почти не цеплял ноги корнями, ветви словно сами расступались у него на пути. Еще чуть позже он понял, что и это благодаря Барди, который вел его, помня о своем друге. «Удивительная, замечательная собака», — снова подумал Андрей, и неведомая, не испытанная прежде ни разу еще теплота пролилась у. него в груди опрокинутой чашей.

Сухой ржавый ельник сменился влажным ольховником, ольховник — березовым леском, потом болотистая прогалина, заросшая по краю раскидистыми кустами лещины, сизо–черные ящерицы на кочках и бревнышках полусгнивших берез, дрожащие нервные стрекозы над травой, стрекотанье кузнечиков, ранние грибы — все больше поганки, бубенчики цветущей черники, неспелая и спелая земляника и много всего такого, о чем он так бы и не узнал из виртуальных прогулок. А главное — полнота мироздания. Единение смысла и бытия. Целостность ощущений. И еще то, что не передашь никакими словами. Ничего похожего не мог он себе представить, и вообще будто до сих пор не жил. Счастье околдованного добрым волшебством пропитало Андрея. «Блин, бли- ин», — растягивались невольной улыбкой губы. Он провалился в бесконечность мгновения.

И он едва не провалился в довольно глубокую канаву, узкую, но такую длинную, что, разбегаясь в стороны, она терялась среди стволов и кустарника. Барди выскочил поперек дороги, чем спас его от падения.

— Чего? — спросил Андрей, сообразив, что его не пускают. И опять ему пришлось извиняться, потому что он опять забыл, что говорилка–то у него.

— Пришли уже, — сказал Барди, когда гармошка была «прижата к его горлу.

— Яма эта, что ли, убежище? — удивился Андрей.

— Ты яму видишь? — спросил тогда Барди.

— Ну, — согласился Андрей.

— А убежище никогда не видать, а то какое же это убежище.

— Так где оно?

— Там, под корнями, — Барди спрыгнул в канаву.

Одно из деревьев, мощная, в два обхвата сосна, выросло прямо на краю канавы. Наверное, сосне наскучило стоять на краю, и она шагнула через узкую ямину, но всей прыти хватило лишь на полшага. Так и осталась сосна стоять, зацепившись несколькими

корнями за противоположный край и уперевшись одним корнем в дно.

Возле самых корней Барди обернулся, подбодрив Андрея взглядом и призывая следовать за ним, потом юркнул под корни и исчез.

«Опять на карачки, опять под землю», — с раздражением подумал Андрей, но иного выхода, то есть входа, в убежище не было.

Протискиваясь в черную тесную дыру, он почувствовал голыми боками холод земли, тонкие змейки корней — и очутился в полной темноте.

— Барди, — позвал Андрей. — Ты где? Я не вижу.

Теплый бок собаки оказался совсем рядом, Андрей

обнял друга, на ощупь приставил говорилку.

— Что это? — спросил он с тревогой.

— Убежище, — убежденно ответил басок, отразившийся вибрацией в кончиках пальцев, сжимавших говОрилку.

— А раньше что было?

— Не знаю. Только его сделали люди, здесь стенки бетонные.

— Фонарик! У меня есть фонарик, — вспомнил Андрей. — От того погибшего крысолова.