Владислав Крапивин - Белый шарик Матроса Вильсона (Сборник)

Зачем?

Белый шарик бросил в мальчишку пучок незаметных импульсов-анализаторов. Тот оказался постарше Стасика, щуплый, с мягкими волосами (они разлетелись, когда мальчик резко оглянулся). Трава шелестела по шелковистым штанинам его пижамы — видимо, ночной гуляка только что выбрался из постели.

От мальчика веяло теплом, но в тепле скользнула зябкая струйка печали и беспокойства. Всех причин этого Белый шарик понять не сумел. Их было много, Шарик улавливал лишь одну — связанную с тем, кого мальчик держал в ладошке.

Этот «кто-то» был маленький, но не птичка, не мышь, не бабочка… И вообще он состоял не из биоткани. Но в то же время был отчаянно живым. Клубок тревоги, радости, грусти и виноватости жил в руке у мальчишки. Шарик ощутил, как излучение рвется сквозь тонкую мальчишечью ладонь. Мальчик и сам чувствовал это. Сказал малышу полушепотом:

— Вот, пришли уже… Не бойся, теперь скоро.

— Я не боюсь, — соврал маленький. Это он не словами сказал, а ответил мыслью, импульсом. Так же, как Шарик разговаривал со Стасиком.

Неужели у незнакомого мальчишки тоже был шарик?

Белый шарик увеличил мощность пучка-анализатора, чтобы прощупать глубже, понять: кто там? И тут же резко сбавил напряжение. Потому что в последний миг его остановило ощущение разгадки. Вот-вот откроется что-то знакомое и очень горькое. Такое, что лучше не вспоминать. Захотелось даже рвануться назад, повиснуть в знакомой пустоте пирамиды под охраной больших шаров… Но Белый шарик запретил себе это. И ждал, замирая.

Мальчик взял из травы небольшую доску, положил ее в нескольких шагах от статуи. Долго возился, подкладывая под доску разбитые кирпичи и что-то считая шепотом. Потом прошептал чуть громче:

— Ну, все, Яш… Попробуем?

«Яш…» — толкнулось в Шарике это коротенькое слово. Даже не имя, а полуимя, намек. Шарик содрогнулся всем своим энергополем, опять ослабел и уже без страха, со сладко-печальной покорностью перестал сопротивляться памяти.

Он знал уже, что в руке у мальчика небольшой, ростом с мизинец кристалл. Не просто знал, а ощущал его! Настолько ощущал, что почти слился с этим живым кристаллическим малюткой, выросшим в цветочном горшке мадам Валентины. И когда мальчик прижал малыша к щеке, Шарик на себе ощутил тепло этой щеки.

Кристаллик сказал чуть виновато:

— Пробовать нельзя, надо сразу. Если я упаду назад, ты не найдешь меня в траве.

— Тогда готовься. Давай не будем прощаться долго.

«Не будем… — отозвалось в Белом шарике. — Я тебя не забуду, пускай хоть как вспыхну…»

Шарик чувствовал все, что излучает маленький кристалл. А излучал он и боязнь полета, и твердую решимость, и печаль расставания, и виноватость, что покидает друга. И нетерпение!

— Счастливой дороги, Яшка.

Мальчик на миг еще крепче прижал малыша Яшку к щеке. И быстро опустил его на конец доски…

Белый шарик опять ощутил замирание — такое, как у человека перед прыжком в пустоту. Но понимал все отчетливо: «Вот и вернулся ты по вектору Времени к мигу своего рождения… Случайно так вышло? Или какой-то закон?»

Но это было еще не рождение. Еще только старт перед полетом во тьме — томительным и бесконечно долгим, до встречи со случайной космической пылинкой, от столкновения с которой вырастет и разгорится белым светом масса новой звезды… «Не забуду, пускай хоть как вспыхну…» А ведь забыл! И даже сейчас ты, Белый шарик, не можешь вспомнить все, что было… Кто же этот мальчик-то? Почему все так переплелось?

…Мальчик вскрикнул и ударил пяткой по концу доски. Другой конец швырнул Яшку в ночную высоту. И малыш кристаллик помчался в черный зенит. С нарастающей скоростью. Толкаемый то ли волей мальчишки, то ли собственным желанием.

Мальчик и сам ринулся за улетающим кристалликом — душой и мыслью. А следом за ним рванулся в импульсе-полете Шарик. Он скоро обогнал мальчика и летел, летел за Яшкой в межзвездной пустоте, не замечая времени, пока предчувствие близкого столкновения и вспышки не остановило его. И он испуганно заскользил по вектору назад — в прежнюю точку, в прежнее время.

Но, кажется, со временем Шарик ошибся. На час или два. По крайней мере, когда он опять оказался внутри мраморного тела, мальчика на лужайке не было. Только в спящем биополе деревьев и травы легким облачком висело другое поле — след мыслей и ощущений тех, кто здесь недавно прощался друг с другом. Этакий запах печали…

Но где же он, этот мальчишка?!

Надо его найти! Расспросить! Все вспомнить!

Отчаянное желание — бежать, встретиться! — сотрясло Шарик. Это была мучительная и сладкая дрожь, как судорога последнего озноба, когда иззябший человек попадает в теплую комнату. Шарик почувствовал, как упругим делается тело, как щекочуще разбегается по нему густая микросеть кровеносных сосудов.

Мраморный мальчик — Белый шарик — стал настоящим!..

Да, но змей-то остался мраморным. В руках у статуи он выглядел взлетающим, легким, но для живых детских рук его тяжесть оказалась непосильной! Чтобы каменный пласт не грохнулся на голову, Белый шарик изо всех сил толкнул змея в одну сторону, а сам рванулся в другую… И полетел с постамента!

Он тут же вскочил — с негромким, но настоящим человеческим воплем. Первый контакт с местной природой оказался знакомством с крапивой. Танцуя, как дикарь, Белый шарик выскочил на низкую безобидную траву. Подпрыгивал и ладонями сгонял с кожи боль ожогов. Горячий зуд исчезал быстро, и уже через минуту случившееся показалось Шарику смешным. Он сказал себе назидательным голосом тетушек-близнецов:

— Так бывает с каждым, кто суется куда не положено…

Потом вздохнул, потянулся, замер. Последнее щекотание крапивных укусов пропало, а другие ощущения были ласковыми. Трогал кожу теплый воздух. Упал на плечо — словно крылышком задел — разлапистый платановый лист. Мягко пружинила под ступнями прохладная трава. Даже белые мохнатые звезды казались ощутимыми — словно касались плеч и лица лучами с пушистыми кисточками на концах. И Шарику сейчас в голову не приходило, что эти дрожащие огоньки — шары, живущие в глубине Великого Кристалла. Просто с ночной Земли смотрел первый раз на звездный небосвод замерший от волнения мальчик.

Смотрел и чувствовал. Вбирал в себя запахи травы, листьев, древесной коры. Ощущал сквозь заросли сонную жизнь недалекого большого города — с его асфальтом, камнями, озоном от электрических моторов, радиошепотом антенн… Видел, как на постепенно светлеющем небе проступает черный рисунок листвы… Дрогнула ветка, пискнула во сне какая-то птица… Все это было таким радостно-неожиданным, что сбивалось дыхание.

Да, он ведь дышал!

Вбирать в себя воздух, смотреть мальчишечьими глазами, осязать все живыми нервами — это было совсем не то, что познавать мир с помощью импульсов-разведчиков. Конечно, импульсы могли дать всякой информации не в пример больше человеческих нервов. Но чтобы вот так — мгновенное счастье от случайного ветерка, от легкого вскрика птицы или касания лохматой головки белоцвета — этого импульсы в себе не несли…