Ледерман Валерьевна - Календарь ма(й)я

— Тебе неприятно видеть ее с отцом? — спросила Лена. — Потому что она заняла место твоей мамы?

— Зюзина, ну вот что ты лезешь, куда тебя не просят? — разозлился Глеб. — Я маму почти не помню. Просто эта Вера разбила нашу семью, нашу с отцом семью! Мы прекрасно жили вдвоем. Мы бегали по утрам, ходили в кино, вместе готовили ужин, все делали вместе. А она появилась полтора года назад и все испортила!

— Как полтора? — удивился Юрасик. — Вы же здесь всего с марта.

— Они еще в Вольске познакомились, полтора года назад. Она сюда за ним приехала, квартиру снимает возле поликлиники. И продолжает с ним встречаться, — хмуро сказал Глеб.

— А почему они не женятся и не живут вместе?

— Почему, почему… Не хочу я, чтобы она с нами жила.

— Какой же ты эгоист! — воскликнула Лена. — Все только «я, я, я»! Почему ты не даешь двум людям быть вместе? Раз она сюда приехала из другого города, значит, он ей нужен! Это же твой отец, почему ты с ним так поступаешь?

— Ты мне надоела, липучка! Вечно суешься не в свое дело! — Глеб встал и сердито заходил возле лавки. — Со своей семьей разбирайся, а в мою не лезь!

— Поверить не могу, что ты мыл за меня подъезд, — сказала Лена. — Ты не способен что-то сделать ради другого человека. А может, это был не ты?

— Может, и не я, — бросил Глеб и, не оборачиваясь, пошел прочь.

— Вот, опять поцапались, — вздохнул Юрасик, — а день так хорошо начинался!

Глеб собирал пазл и ждал половины одиннадцатого, чтобы идти к Лене проводить опыты со временем. Телевизор, как всегда, не работал, и в кухне громко болтало радио. Глеб всегда включал его погромче, он ненавидел сидеть по вечерам в тишине и одиночестве. Отец уже ушел на дежурство, а перед этим, днем, подарил сыну коробку с пазлом из трех тысяч элементов. Тем самым пазлом, который Глеб собрал две недели назад. Но он уже не так остро воспринимал подобные противоречия. Оказалось, к ним тоже можно привыкнуть. Пазл — это ерунда, вот Юрасик вчера второй раз хоронил деда. Хорошо еще, что удалось отвертеться от идеи сердобольной Лены, которая предложила пойти на похороны профессора Карасева, чтобы поддержать Юру. С ними, мол, ему будет не так плохо. Глеб, услышав это, отказался наотрез. Еще не хватало влезать в чужую семью и смотреть на чужое горе.

В половине одиннадцатого Глеб начал одеваться. До Лены идти минут пятнадцать спокойным шагом, и он вполне успеет до наступления комендантского часа. Хотя, может быть, в связи с праздником его отменили? Весь поселок, в том числе и полиция, сейчас наверняка в парке, на праздничном гулянии.

Когда Глеб уже собирался выйти за порог, позвонил Юрасик. Запинаясь, проговорил, что у него возникла небольшая проблема, и без Глеба он ее решить не сможет. Если тот сейчас не придет на улицу Солнечную, то Юрасик у Лены не появится. Глеб плюнул с досады. Ему совсем не улыбалось идти к Лене одному, и он не мог позволить, чтобы придуманный им эксперимент провалился. Поэтому он неохотно обещал, что скоро будет.

Подойдя к указанному дому, он заметил Юрасика, торчащего в распахнутом окне первого этажа.

— Ну, пришел, — сказал Глеб. — В чем дело?

— Я не могу выйти через дверь, — отозвался Юрасик, понизив голос. — Крестная меня увидит и никуда не пустит.

— Лезь через окно. Только она может войти в комнату, а тебя нет.

— Не войдет, я точно знаю. В прошлый раз я до рассвета не спал, ее не было.

Юрасик с трудом забрался на подоконник, уселся, свесив ноги на улицу, и протянул Глебу пакет.

— Ты и в этот раз с пирожками? — Глеб заглянул в пакет и обнаружил две детские книги: «Теремок» и «Три поросенка».

— У тебя что, пробел в образовании? — хмыкнул он. — Решил восполнить?

— Я их детям хочу подарить. У них все книжки старые и рваные.

— Да, Юрок, я, конечно, уважаю твой математический мозг, но он слишком часто тебя подводит.

— Почему это?

— Да дети их даже не увидят. Уже через час эти книжки вернутся к тебе.

— Ой, и правда…

— Оставь их здесь. Подаришь, когда все закончится. Ну, вылезай уже, скоро одиннадцать. Как бы на патруль не нарваться.

Юрасик бросил пакет обратно в комнату и лег животом на подоконник. Потом, пыхтя, стал понемногу съезжать вниз.

— Карась, ты для чего меня вызвал? — поинтересовался Глеб, наблюдая за ним. — Поймать я тебя не смогу, если ты на меня упадешь, от меня даже мокрого места не останется. Или тебе нужны зрители, чтобы рукоплескать твоим акробатическим трюкам? Эй ты, альпинист доморощенный, чего молчишь?

Юрасик мешком свалился вниз, поднялся и стал отряхиваться.

— Ты что-то в последнее время пошел вразнос, — сказал Глеб, помогая ему привести себя в порядок. — Лазаешь по чужим заборам, прыгаешь из окон, обманываешь бабушку, воруешь деньги.

— Деньги не ворую, они мои, — отозвался тот.

— Серьезно, зачем ты меня позвал? Сам не мог дойти?

— Не мог. Помнишь, бабушка упомянула о моей проблеме?

— Ну, помню, и что?

— Дело в том, что я не могу ходить один по темноте.

— Как не можешь? — уставился на него Глеб.

— Вот так. В глазах темнеет, ноги слабеют, и дышать не могу, — смущенно сказал Юрасик. — Это болезнь такая.

— Клаустрофобия, что ли?

— Нет, клаустрофобия — это когда в лифте не можешь ездить и в лежачем солярии загорать. А боязнь темноты — это никтофобия.

— А как ты спишь ночью? Со светом?

— Да нет, без света. Я же тебе говорю — не могу ходить в темноте по улице, и только в одиночку. А сидеть дома в темноте — сколько угодно.

— Да уж! Ты просто сундук с секретами, Карась. Каждый день что-то новенькое. То раскопки, то шахматы, то теперь эта фобия. А завтра что будет? Окажется, что ты тролль из Средиземья?

— Глеб, ты только это… — замялся Юрасик. — Лене не говори, ладно? Ей же не обязательно знать.

— Ей-то уж точно не обязательно! — воскликнул Глеб. — Замучает своими драгоценными советами. Ну что, стартанули, никтофоб?

До Лены ребята добрались в половине двенадцатого. Она уже и ждать перестала, подумав, что им не удалось уйти из дома. Дети только что уснули, и Лена тихонько провела ночных гостей на кухню. Они завели круглый обшарпанный будильник ровно на двенадцать и уселись пить чай с остатками лимонного пирога, который Лена испекла днем.

— Надо доесть, — сказала она, — а то завтра все исчезнет. Жалко.

— Не проблема! — воскликнул Глеб, беря себе самый большой кусок. — Ты давай сюда все, что тебе жалко. Мы с удовольствием поможем.

— Очень вкусно, — похвалил Юрасик, откусив от пирога. — Ты готовишь прямо как моя бабушка.

— Ну, кто-то отлично ведет хозяйство и печет пироги, а кто-то превосходно мусорит, пачкает тарелки и виртуозно эти пироги поедает, — сказал Глеб. — Каждому свое.