Денис Белохвостов - Дон Кихот с ядерным чемоданчиком

—До свидания, — попрощался в ответ Лев Павлович и перед тем как сесть за стол, потер лоб рукой. «Странно это все. Брусникин кто угодно, но не самоубийца. С другой стороны чужая душа потемки, особенно больная душа, — хотел же он начать ядерную войну. И прав конечно Виктор Иванович, при подозрении на суицид надо немедленно переводить пациента в отделение с более строгим режимом. Вот идея про пионерлагерь тоже не совсем рациональная как и депрессия. Раз уж так, то по всем канонам психиатрии мальчик должен был впасть в депрессию сразу после „пробуждения“ в реальном мире, как только понял, что лето он проведет здесь, в больнице», — размышлял Лев Павлович. Потом он погнал от себя все эти тревожные мысли. «Это инициатива главврача, вот пусть потом за все и отвечает, а мне действительно лишняя головная боль ни к чему. Хочет выписывать, пусть выписывает. Конечно понаблюдать за мальчиком интересно, не каждый день такие пациенты бывают, но если начальство решило, то лучше ему не перечить, сам же потом виноватым окажешься», — решил глебин врач, встал из-за стола, взял следующую историю болезни и пошел продолжать обход.

—Пока вроде все идет нормально, — тихо сказал Глеб Кире, не сводя глаз с белого листа, аккуратно выводя на нем карандашом большими буквами слово «Восход». Кира сидел как на иголках, но они договорились, что почти не будут разговаривать, иначе какое же у Глеба депрессивное состояние, если он с друзьями то и дело болтает. Поэтому возвратившись от врачей он ограничился короткими скупыми фразами. О Ленке он тоже не забывал, вот и сейчас ему очень хотелось написать ее имя, любоваться им и произносить его про себя множество раз. Но он постеснялся и ограничился написав ее инициалы, а затем замаскировав их среди множества вроде как случайных линий. Глебу было ужасно скучно изображать апатию, в то время, когда хотелось бегать, разговаривать и играть, но он понимал, что иначе весь его план полетит коту под хвост. «М-да, — грустно усмехнулся он про себя, — оказывается нелегка работа Штирлица».

А в это время в кабинете профессора шло сражение, вернее не сражение, а скорее спортивная игра.

—Здравствуйте, Анатолий Михайлович, — то приятным и доброжелательным голосом начинал разговор главврач, то срывался чуть ли не на ругань:

—А мне плевать, как вы это через профком проведете! — все зависело с кем он разговаривал и от реакции собеседника на его просьбу. Но уже через час он узнал, что есть несколько свободных путевок в пионерлагерь, который назвал ему Глеб. Пара ребят просто-напросто заболела, а еще несколько приберегли на всякий случай, если кто-то из высокого начальства вдруг захочет отправить свое чадо на ведомственный отдых. Виктор Иванович за свою карьеру успел познать все тонкости бюрократического механизма и знал, на какие рычаги нажимать и что кому говорить. Единственно положение осложнялось тем, что многие важные люди были в отпуске и приходилось общаться с заместителями, которые боялись принимать хоть какие-то решения без согласования с вышестоящим начальством. Поэтому только к полудню бюрократическая машина начала помаленьку двигаться, а к концу рабочего дня Виктору Ивановичу сообщили, что путевка в пионерский лагерь «Восход» во вторую смену на имя Глеба Брусникина выписана, оформлена, и он может ее завтра с десяти утра забрать из профсоюза работников энергомашиностроения.

—Отлично Наталия Николаевна! — радостно ответил профессор, — с меня коробка конфет. Завтра с утречка я и подъеду.

Наговорив в телефонную трубку еще немного комплиментов он вежливо попрощался, и потянувшись от долгого сидения в кресле, засобирался домой. Родителям Глеба главврач позвонил уже поздно вечером. Извинившись за поздний звонок, профессор кратко описал им ситуацию. Разговаривал с ним отец Глеба. Он немного удивился, когда услышал, что их сын буквально грезит пионерским лагерем, о подобного желании он раньше никогда не слышал, но ничего возражать естественно не стал, рассудив, что врачу, а тем более профессору психиатрии виднее. Главное что лечение продвигается удачно и уже почти подошло к концу, а возражать против курса «санаторной реабилитации» было бы глупо, к тому же путевка в тот самый пионерлагерь уже предоставлена больницей. В итоге родители Глеба были даже рады, что его через полторы недели выписывают и ничего не имели против того чтобы он сразу поехал в Подмосковье на отдых. Единственно что попросил главврач, это выполнить два условия. Первое, во время отдыха на природе Глеб обязательно раз в три дня будет писать им письма о своем самочувствии, о они — показывать их главврачу. Второе, сразу же после возвращения он явиться на беседу, чтобы как сказал профессор «окончательно убедиться в результатах лечения». Отец пообещал, что все это будет выполнено, поблагодарил профессора, попрощался и повесил трубку.

—Слушай, — обратился после разговора он к жене, — наш пострел что-то ни с того ни с сего в пионерский лагерь захотел.

—Растет, что ты хочешь, — нисколько не удивилась мать. Она была очень рада, что Глеб «вылечился», — в компанию сверстников его тянет.

—А на даче, что компании ему мало? Вон в прошлом году весь поселок на велосипедах объездили, — возразил отец, — да и не любит он, когда все по расписанию. Подъем там, зарядка, тихий час.

—Там еще дискотека есть, может он уже девочками интересуется? — улыбнулась мать.

—Не, что ты, — отрицательно покачал головой отец, — мал еще.

Они не стали дальше спорить, решив, что главное, это то что их сын вылечился и его скоро выпишут. А далеко от них в старом многоэтажном доме профессор, в сумраке вечернего июньского неба зажег настольную лампу, и начал перелистывать диссертацию, улыбаясь и представляя как будет ее защищать. «Завтра мы тебя обрадуем, — подумал он имея в виду Глеба, — и твою депрессию как рукой снимет». В последнем он был абсолютно прав.

Лишь вечером, когда медсестра объявила отбой и все ребята уже лежали в кроватях Глеб тихо позвал Киру.

—Кир, ты уже спишь?

—Засыпаю, — ответил сонным голосом Кира, но повернулся к Глебу и спросил:

—Чего случилось?

—Ничего, — улыбнулся Глеб, — просто я хотел сказать, что так здорово никогда еще не жил. Мне очень хорошо. Лена на выходных приедет. Я вот еще что думаю, если у меня с твоим пионерским лагерем ничего не получиться, ты сильно не огорчайся. Мы и здесь хорошо отдохнем.

—Это верно, — раздался голос Кащея, — жаль только на выходные не отпускают.

—Кащей, а ты с девочками дружил? — спросил Глеб, спать особо не хотелось, и он скрестив руки на затылке уставился в потолок, который сейчас выглядел светло-серым.

—Бывало, но как-то не очень, — лениво ответил Кащей, — и копать со мной оружие они боялись ходить.