Александр Тюрин - Программируемый мальчик (педагогическая фантастика)

— Паскуда! — закричал он, использовав только что услышанное слово. Правда, на этот раз оно обозначало непосред ственно Вадима Петровича.

Распахнулась дверца, из взбунтовавшихся “Жигулей” стал медленно вылезать несчастный, обруганный автолюбитель. Единственный, кто пришел ему на помощь, был Хлумов:

— Вам дурно? Принести воды?

Вадим Петрович посмотрел на него пустыми глазами и зачем-то сказал:

— У меня же первая скорость была! Почему поехал в другую сторону? Слушай, наверное, коробка передач полетела!

Или первая скорость — это теперь назад? Чего-то не могу вспомнить…

Не волнуйтесь, первая скорость — вперед,— успокоил его Хлумов.— Я же говорил, что у меня есть товарищ, который ломает на расстоянии, а вы не верили. Уголовным кодексом, кстати, это не запрещено. Давайте, я вам помогу до дому дойти. Отлежитесь, в норму придете, заодно вернете мне дискеты.

Послушай, дружок,— измученно вздохнул Вадим Петрович,— нету у меня твоих дискет. Меньше я их получил, меньше! Ведь я тебе деньги отдал! Хочешь, еще трешник подарю?

Мне нужны дискеты,— терпеливо, как ребенку, объяснил Хлумов.— У меня производство. А дискет вам достали ровно пятьдесят, тридцать из которых для меня. Я вчера разговаривал с вашим знакомым. Если хотите, могу пленку прокрутить, я все на диктофон записал. Вы ведь у Евсюкова товар брали?

В деловой разговор неожиданно встрял охранник:

Ты это, Вадим Петрович, не уходи покамест. За повреждение рассчитаться надобно.

У меня машина!.. Ворота сломаны!..— в отчаянии закричал пострадавший и сжал голову ладонями.— А он со своими дискетами! Экстрасенсов, понимаешь, нанял!

Не расстраивайтесь так, Вадим Петрович, а то кровяное давление подскочит.— Хлумов нежно погладил капот.— Машина-то пока в хорошем состоянии.

Вадим Петрович взвился:

Что значит пока! Я тебе дам “пока”! Не трожьте мою машину, мерзавцы! Отстаньте от меня, отстаньте…

Шли бы вы, мальцы, мороженое кушать,— снова вклинился охранник.— Или в кино. Видите, человек не в себе.

Ладно, Вадим Петрович, мы с товарищем вас подождем,— предупредил Хлумов и показал на дерево, где переминался с ноги на ногу заскучавший Токарев.— Вы примерно когда освободитесь?

Они меня ждать будут! — визгливо хохотнул мужчина.— Да подавитесь вы…— Порылся в дипломате и швырнул в руки Хлумову нераспечатанную коробку.— На свои дискеты, змееныш.

Спасибо,— сказал Хлумов.— Но имейте в виду, я вас вычеркиваю из списка “приемщики и посредники”… Саша! — позвал он.— Можно идти, дело выполнено на сто про центов.

“Змееныш” подошел к беспрерывно зевающему “экстрасенсу”, пожал ему руку, и вдвоем они направились к остановке троллейбуса. Вадим Петрович, с завистью глядя им вслед, изрек в пространство:

— Ну и детишки нынче! Люди будущего. Надо же, не взяли меня ни в приемщики, пи в посредники… Лет через пять, глядишь, я им уже квартиру с женой задолжаю. А через десять, Трофимыч, они нас с тобой к стенке.

Трофимыч вдруг обиделся:

— Мне, Вадим Петрович, без разницы, чьи машины стеречь. Хоть твои, хоть ихние. А тебя, милый мой, и так к стенке поставят. Ты ворота давай починяй, контра!

— Не ерзай, Трофимыч, договоримся. Пошли в конторку… До остановки было метров двести. Хлумов вел Токарева, как больною, бережно поддерживая его за локоть. За талию тот не разрешил. Его очень беспокоило Сашино состояние, он подробно выспрашивал о количестве затраченной энергии и о времени, необходимом для восстановления. Но Токарев не знал, сколько сил он потерял, ему просто хотелось спать. Он отвечал примерно так: “Да ну, ерунда, энергии завались! Хочешь, спутник собью?”, на что Хлумов реагировал совершенно правильно: “Это нецелесообразно, спутники приносят большую пользу народному хозяйству”. В конце концов Саша перестал зевать, и Хлумов сразу успокоился.

Слушай, зачем ты с этим типом связался? — полюбопытствовал Саша.— Попросил бы папашу, он бы тебе сто таких дискеток приволок из-за границы.

Он мне уже привез, как раз сто штук. Но этого, разумеется, очень мало. Нам нужно достичь уровня в десять дискет на каждого подключенца. Просить отца больше нельзя: подумает, что я занялся спекуляцией. Вот и приходится иметь контакты с такими несерьезными партнерами…

Хлумов резко остановился:

Тихо. Мы взяты под контроль.

Какой еще контроль? — Токарев тоже остановился, удивленный.— Хлум, кажись, ты перегрелся.

Из кустов кизила вдруг выскочили четверо — перетянутые солдатскими ремнями, в одинаковых резиновых сапогах. Токарев обернулся назад с твердым желанием бежать. Но там стояли еще двое. Судя по царапинам на их лицах и сеткам с бутылками в руках, они шарили по кустам, выискивая брошенную стеклотару.

Конкуренты,— шепнул Хлумов.— Пятиклассники из триста восемнадцатой школы.

Ну что, полялякаем? — раздался хриплый басок.

Я вас слушаю, ребята. — Не-е, это мы тебя сейчас послушаем! Ну-ка говори, почему твои козлы возле нашей школы лазают? Мы тебя предупреждали, что там наша земля. Забыл, рыжий?

Хлумов парировал:

— На так называемой вашей земле мы занимались делом, когда вы только и умели, что мяч по пустырю гонять. Работать вы научились у нас.

— Заткнись, учитель,— посоветовали ему.

Он легко согласился:

— Хорошо, тогда мы пошли.

Хлумов был совершенно спокоен. Токарев посмотрел на него, потом на радостные физиономии пятиклассников и с облегчением подумал: “Наверное, это его друзья, из какого-нибудь дурацкого списка”. Кто-то из друзей попросил:

— Может, останешься, а? Мы тебе еще по морде не дали. Все разом заулыбались, включая Токарева. “Ну точно, шутят”,— решил он. Тут его и ударили. Правда, не по морде, а по затылку. Токарев обернулся, негодуя, и теперь уже получил в лицо. Перед ним были двое пятиклассников, которые перекрывали дорогу назад. Один потирал кулачок и мерзко хихикал, радуясь меткому удару, второй стоял по всем правилам боксерского искусства, вытянув левую руку вперед, правую же, согнутую в локте, держал перед прищуренным глазом и тщательно целился. Как понял Токарев, целился именно в него.

— Сопротивляйся, Саша,— по-прежнему спокойно сказал Хлумов.— Двое на тебе. Остальные четверо на мне.

“Остальные четверо” между тем аккуратно положили авоськи с бутылками, чтобы случайно не повредить, и двинулись вперед, злобно шмыгая носами.

Саша стал честно сопротивляться. Начал с того, что отпихнул кулак малолетнего боксера. Тот попал себе по закушенной сгоряча губе, зашипел от боли, втягивая воздух, и возмущенно крикнул.

— Ты что, дурак! Это нечестно!

А затем оттянул пальцами губу, пытаясь разглядеть ранку. Напарник щелкнул его по уху, и к нему вернулось мужество. Через минуту Токареву стало трудно. Пятиклассники работали слаженно: они расположились с двух сторон, и стоило Саше повернуться к одному, как другой остро атаковал его сзади. Было очень трудно…