Владислав Крапивин - Сказки Севки Глущенко

– Что ты! – сказал Севка. – Я бы никого не пустил!

Алька улыбалась…

Но это был сон, а наяву все оказалось не так. День Севка промаялся дома и во дворе, где было пусто и пасмурно – то снег, то дождик. А вечером узнал от мамы, что Альке пока ничуть не лучше.

– Но и не хуже? – с остатками надежды спросил он.

– Да, конечно, – сказала мама. И Севка понял, что Альке не хуже, потому что хуже быть просто не может.

Еще мама сказала, что днем Раиса Петровна два раза ходила в больницу и, наверно, будет дежурить там ночью…

Севка больше не обращался к Богу. Накануне он сказал ему всё, что хотел, а канючить и повторять одно и то же бесполезно.

Утром Севка проснулся поздно. Мама, не разбудив его, ушла на работу. Севка позавтракал холодными макаронами, полистал «Доктора Айболита», но само слово «доктор» напоминало о больнице, и он отложил книгу. Хотел раскрасить бумажную избушку, взял картонку с акварельками, и в эту секунду на него навалилось ощущение тяжелой, только что случившейся беды.

Всхлипывая, давясь тоской и страхом, Севка натянул ватник и шапку, сунул ноги в сапоги и побежал к маме на работу.

Контора Заготживсырье находилась далеко: за рынком и площадью с водокачкой. Бежать было тяжело. Твердые ссохшиеся сапоги болтались на ногах и жесткими краями голенищ царапали сквозь чулки ноги. К тому же эти сапоги были дырявые, Севка бежал по лужам, и ноги скоро промокли. Ветер кидал навстречу, как плевки, клочья мокрого снега. Это кружила на улицах сырая мартовская метель, сквозь которую пробивалось неяркое желтое солнце.

Сильно закололо в боках. Севка пошел, отплевываясь от снега и вытирая мокрым рукавом лицо. Потом опять побежал…

Он бывал и раньше у мамы на работе, знал, где ее искать. В деревянном доме конторы пахло едкой известковой пылью, чернилами и ветхим картоном. Севка, топоча сапогами, взбежал на второй этаж. Мама работала в комнате номер три, слева от лестницы. Но сейчас… сейчас он увидел маму сразу. В коридоре. Она стояла у бачка с водой (такого же, как в школе) вместе с Раисой Петровной. Они рядом стояли. Вплотную друг к другу. Раиса Петровна положила голову на мамино плечо, а мама ей что-то говорила…

Грохнув последний раз сапогами, Севка остановился. Мама услышала его всхлипывающий вздох. Посмотрела…

Нет, она смотрела не так, как смотрят, если горе. Она вдруг улыбнулась. Качнула за плечи Раису Петровну и сказала:

– Раечка, смотри, вот он. Прибежал наш рыцарь…

Севка не сразу поверил счастью.

– Что? – громко спросил он у мамы.

Мама улыбалась. Раиса Петровна тоже улыбнулась, хотя лицо ее было мокрое.

– Ну что?! – отчаянно спросил у них Севка.

– Ничего, ничего, Севушка. Получше ей, – сказала мама. – Теперь, говорят, не опасно…

В конце коридора было широкое окно, за ним вперемешку с солнцем неслась, будто взмахивая крыльями, сумасшедшая от радости весенняя вьюга.

Как награда за недавние страхи и тоску, пришли к Севке счастливые дни каникул. Безоблачные. Очень теплые, хоть в одной рубашке бегай во дворе (только мама не разрешает). Севкина оттаявшая душа рвалась к радостям. Он с утра убегал во двор, где добрый и безотказный Гарик всех ребят оделял своими «броненосцами» и закипали морские бои. Оказывается, в тот день, когда был самый первый бой, Гарьку ругали вовсе не за одежду, а за то, что не выхлопал половик. А лупить вовсе и не собирались. Поэтому Гарька сейчас не боялся сражений. А если уж очень промокал, Севка вел его к себе и сушил у печки.

Иногда вместо морской войны играли в сухопутную. За большой поленницей устраивали крепость и лепили гранаты из мокрого снега, который еще грудами лежал в тех углах двора, где было много тени. Снежные снаряды посвистывали в воздухе, ударялись о забор и прилипали к доскам серыми бугорками. От них тянулись вниз темные полоски влаги, и забор становился полосатым. У Севки придумались строчки:

Севку немножко беспокоило: есть ли такое слово – «полосатятся»? Но скоро он перестал об этом думать. Стихи сочинились легко и так же легко забылись. Даже в тетрадку Севка их не записал, не до того было. Он радовался вольной весенней жизни.

Альке становилось всё лучше, мама сообщала об этом каждый вечер. А в воскресенье она ска-зала:

– Можно сходить к Але в больницу.

– Как? – удивился Севка. – Это же заразная больница, в нее не пускают.

– А мы постоим под окнами. Согласен?

Севка почему-то смутился, засопел и кивнул. Оказалось, что больница совсем недалеко. Она была в доме, где раньше располагался детский сад. Тот самый, куда в давние времена ходил Севка.

Алькина палата была на втором этаже.

– Вон то окошко, – сказала мама. Она уже всё знала.

В окошке виден был большой круглоголовый мальчишка. Мама сложила у рта ладошки и крикнула:

– Женя, позови Алю Фалееву!

Мальчишка кивнул, исчез, и очень скоро в окне появился другой мальчик. Тощий, тоже остриженный наголо, с большими ушами. Он улыбался. Потом он встал на подоконник, открыл форточку и высунул свою большеухую голову.

Мама нетерпеливо посмотрела на Севку:

– Ну, что же ты? Поздоровайся с Алей.

Севка обалдело заморгал. Но тут же увидел: улыбается мальчишка знакомо, по-алькиному.

Севка опять смутился, зацарапал каблуком доску тротуара, потом сипло сказал:

– Здорово, Фалеева…

– Ох, Севка, Севка… – вздохнула мама и крикнула: – Аль, закрой форточку, простудишься!

– Не… здесь тепло.

– Закрой, закрой!

– А у нас из-за тебя карантин был, – сообщил Севка. Надо же было что-то сказать.

– Я знаю! – весело откликнулась Алька.

– Аля, закрой форточку!.. Что тебе принести?

– Книжку какую-нибудь! – обрадовалась Алька.

– Я принесу! – крикнул Севка.

Появилась девушка в белом халате, сняла Альку с подоконника, захлопнула форточку, погрозила маме и Севке пальцем. Алька прилипла носом к стеклу.

– Я принесу книжку! – опять крикнул Севка.

Алька закивала.

Севка и мама пошли, оборачиваясь и махая руками. И скоро Альку не стало видно, потому что в стекле отражалось очень синее небо и солнечный блеск.

– Какую же книжку ты ей отнесешь? – спросила мама.

– «Доктора Айболита», – решительно сказал Севка.

– Свою любимую? Тебе не жалко? Ее ведь не вернут из больницы.

– Пусть, – вздохнул Севка. Было, конечно, жаль, но что делать. Кроме того, Севка надеялся, что Алька прочитает, а потом бросит ему книжку в форточку.

На следующий день он пришел к больнице один. В окошке никого не было. Севка затоптался на тротуаре. Кричать он не решился. Кинуть снежком? А если не рассчитаешь и стекло высадишь? Вот скандал будет! И Альке влетит…