Надежда Надеждина - Не уходи, Аук! [Лесные сказки]

Теперь я буду так его называть потому, что тот, кто покинул родительский дом, уже не детеныш, а самостоятельный бобр.

— Что может быть лучше Большой воды! — сказал Бобр проплывавшему мимо серебристому окуню. — Я рад. А ты?

Окунь в ответ согласно плеснул хвостом.

Но из затопленного леса послышался недовольный голос:

— Кто радуется Большой воде?

Из дупла высунулась острая мордочка горностаюшки.

— Может, тебе, бобру, чей хвост в чешуйках, и приятно рыбье общество, но я не звала к себе в гости щуку. Река отняла землю у леса. Для нас, лесных зверей, Большая вода — это большая беда. Мои малыши захлебнулись бы, если бы я в зубах не перетаскала их в дупло.

Большая вода все перепутала, нельзя было понять, где начинается лес и где кончается широко разлившаяся река. В нору горностая заглянула щука, оленьей тропой завладела плотва. Водяные крысы покинули затопленные норы и, как птицы, бок о бок сидели на суку.

Хуже всего было тем, кого разлив застиг в долине, где лесная речка сливалась с большой рекой. Тут было настоящее весеннее море. Лишь кое-где над водой поднимались островки.

К одному из них пристал Бобр. Даже хорошему пловцу надо отдохнуть. Отряхиваясь, он услышал в кустах тихий разговор:

— Не бойтесь, он и лягушки не тронет. Ведь это бобр.

— Откуда ты знаешь? Раз ты такой храбрый, выходи первым.

Из кустов выскочил заяц, за ним еще два.

— Отсиживаетесь, хотите переждать, когда спадет Большая вода? — спросил их Бобр.

— Хотим! — вздохнул заяц похрабрей. — Да вот переждем ли… Видишь, из воды торчит дерево? Там был островок, на нем тоже спасались зайцы, а теперь ни островка, ни зайцев…

Осмелев, заговорил и заяц потрусливей:

— Не утонем, так пропадем с голоду. Все кусты мы уже обглодали. На осинке свежие ветки высоко, нам не достать.

— Достанете, я вам ее спилю! — пообещал зайцам Бобр.

Но выполнить обещанное он не успел. К островку приближалась лодка. В лодке сидели двое, и один из них — теперь и близорукий Бобр смог его рассмотреть — был Борода.

— Это за нами. Если вам дорога собственная шкура — ныряйте и плывите! — скомандовал зайцам Бобр.

Зайцы потрусливей юркнули в кусты. Заяц похрабрее остался. Он с тоской смотрел на воду и весь дрожал.

— Я утону: не умею плавать. Лучше спрячусь, может, они меня не найдут…

— Тогда прощай!

И по воде пошли круги от нырнувшего Бобра.

Вынырнув, он обернулся. Люди ходили по островку, разворачивая сеть. Больше Бобр не оборачивался. Он не хотел видеть печального конца зайцев, которые запутаются в этой сети.

Пока не спадет Большая вода, не знаешь, где строить хатку. Временно Бобр поселился на поросшем осинками бугре. Он не подозревал, что русло реки далеко отсюда, что озерко под бугром не настоящее, оно скоро высохнет.

Надоумила Бобра лягушка, на которую он чуть было не наступил.

— Извини! Я тебя не заметил.

— Где уж меня заметить тому, кто не заметил, что ушла река, — насмешливо проквакала лягушка.

Только тогда Бобр спохватился. Он упустил время, река вернулась в свои берега. И добираться до нее ему придется пешком, посуху, а он, как и все бобры, плохой ходок.

В каком направлении идти, он не знал и на рассвете очутился перед деревней. Решил обогнуть ее незаметно, пока люди спят. Но собака почуяла зверя и погналась за ним.

Бобр поскакал тяжелым галопом. Все равно собака его настигла. Вот-вот ее зубы вцепятся в чешуйчатый хвост.

Ноздри зверя уловили слабый запах воды. Вода его спасет! Запах шел из деревенского колодца.

И, перевалившись через низенький сруб, Бобр бултыхнулся в воду вниз головой.

— Он здесь! — лаяла собака. — Он не наш! Хватайте его!

В колодезной воде заколебались отражения человеческих лиц. Должно быть, люди совещались, что делать с засевшим в колодце зверем, но их языка Бобр не понимал.

Потом все стихло. Люди разошлись. Бобр уже подумывал, с какой стороны начать грызть сруб, как снова загудели голоса.

Бобр обмер. Теперь он попался! Наклонившись над срубом, на него в упор смотрел Борода.

Куда его везут, Бобр не знал. Он знал одно: бежать невозможно, стенки ящика, в котором его везут, не прогрызть.

Сперва ящик трясло, потом стало мягко покачивать, как покачивает плывущую лодку река.

Пленник не видел реки, но слышал ее голоса. О чем они говорили? Прощались с ним?

Но он не хотел прощаться с лесом, с рекой, он хотел жить!

Опять сильно встряхнуло. Наверное, люди взяли из лодки ящик и понесли.

Толчок — и дверца открылась.

Бобр не сразу поверил, что там, за открытой дверцей, его ожидает самое дорогое, что есть на свете, — воля.

Сперва поверил нос, втянув вечерние запахи реки и леса.

Потом поверила лапа, ступившая на траву.

Галопом Бобр доскакал до реки и нырнул в воду.

Затаясь у противоположного берега, он видел, как проплыла лодка, на которой сидели Борода и его помощник. На своем непонятном человеческом языке Борода крикнул что-то доброе и веселое. Бобру вспомнилось материнское: «О-о-о!»

А в кустах на берегу Бобра ожидала новая встреча.

— Я вам говорю: это он! Это тот самый бобр!

Они его узнали, и он их узнал — трех зайцев, которые отсиживались на островке.

— Помнишь, — сказал заяц похрабрей, — ты советовал мне нырять, иначе люди снимут с меня шкуру? Как видишь, моя шкура на мне!

— И наши шкуры целы! — запрыгали два других зайца. — Люди привезли нас в этот лес и выпустили. А как ты сюда попал?

Если бы сейчас Бобру встретился отец, он бы сказал ему, что побывал в руках у человека и остался жив. Значит, есть и добрые руки! И тогда метка на дереве возле хатки не страшна. Она означает, что человек берет под свою защиту тех, кто в этой хатке живет.

— Потом поговорим, — сказал зайцам Бобр, — сначала надо осмотреться на новоселье.

Хорошо, когда можешь свободно плыть и никто за тобой не гонится. На воде серебрилась лунная дорожка, и такими же серебристыми слышались плывущему зверю голоса реки.

А как они заговорят у плотины, которую построит он, Бобр, сын Бобра и потомок Великого Бобра!

Ты уже знаешь, как внучки Аука Березка и Осинка забрасывали в поле десант, как Елочка завоевывала север, Сосенка карабкалась на скалы и через пески пробивалась к морю.

А вот тихая и застенчивая Ивушка не участвовала ни в одном из походов. Так и осталась домоседкой.

— Чудачка! — удивлялись на нее сестры. — Неужели тебе не хочется повидать то, чего в лесу не увидишь?