Петроний Аматуни - Избранные сочинения в трех томах. Том 1. Сказки

— Как же быть, ваше величество? — ужаснулся Цирлих-Манирлих.

— М-да, положение незавидное. Эликсир не выдержал напора чисел… Придется все начинать сначала… Писаря!

— Я здесь, ваше величество! — вскричал писарь, выбираясь из толпы.

— Пишите: «Объявляю нынешний год шахматным. Специальному жюри поручаю отобрать сто самых интересных, красивых и смелых партий и передать мне их запись». А я уж… — Она повернулась к писарю: — Этого не писать!.. Я уж сделаю волшебный эликсир заново; рецепт у меня сохранился и всегда со мной…

Тем временем я беседовал со своими друзьями.

— Как ты очутился здесь? — спросил я Василько, но мой голос прозвучал как-то странно, будто во мне сидело два человека и они заговорили хором.

Я даже оглянулся и увидел за спиной… Алексея Петровича Воронова!

— Мы с вами ошиблись, — скороговоркой объяснил он, кивая в сторону Василько. — Вот он, настоящий, а тот оказался двойником, роботом… Я уже вернул его на место и поспешил сюда…

— Я же просил вас не искать меня, — укоризненно произнес Василько.

— Мало ли что, — сказал я.

— У нас есть свои обязанности, — напомнил Алексей Петрович.

— Но я все равно успел найти свою Цель Жизни! — воскликнул Василько.

— Уж не тогда ли… в беседе с Аванаком на острове? — спросил Аинька.

— Да, Аинька, да! Я тоже посвящу себя созданию Искусственного Шахматиста.

— Я с тобой, Василько, — сказал Аинька.

— Не пойму тебя, малыш, — признался я.

— Почему, Сказочник? — схитрил Аинька и придал своей очаровательной мордашке возможно более наивное выражение.

— С кем ты? С нами или… с роботами?

— Я за технику, — твердо сказал Аинька, посмотрев мне прямо в глаза. — Но я против бандитских приемов. В технике и в науке, сказал мой Мастер, можно достичь успехов только честным путем!

— Теперь понятно, Аинька… — сказал я и повернулся к Василько: — Почему ты решил посвятить себя столь сложной и спорной задаче?

— Создать искусственный мозг, ничем не отличающийся от настоящего, — стоящее дело!

— Браво! — воскликнул Алексей Петрович.

— Смотри не ошибись, Василько… Живой мозг — штука сложная. Всем этим сложностям роботов можно научить. Но главное — это желания . А у роботов их нет. Они ничего не хотят …

— Не волнуйтесь, — успокоил меня Василько. — Я сделаю так, что и желания у них появятся!.. Важно, что у меня самого теперь появилась мечта…

— В этом ты прав! — засмеялась Каисса. — Ну, желаю успеха… Но я тоже не верю в искусственный разум: он никогда не станет равным настоящему! Ведь ему нужны будут, скажем, только очки в шахматных турнирах, а не сама игра. Он будет стремиться к ничьим, лишь бы не проиграть! А по мне ничьи — это все равно что играть серыми , а не черными или белыми фигурами… Смотри, Василько, чтобы у тебя не получился фингерфеллер!

— Это что такое, ваше величество? — спросил я. — Извините за неосведомленность…

— Это то же, что по латыни «ляпсус манус» — ошибка пальцев, — пояснила Каисса. — Глупое правило: взялся — ходи… Кстати мне пришла в голову еще одна мысль… Писарь!

— Я здесь, ваше величество! — воскликнул писарь, по обыкновению, выбираясь из толпы придворных и подбегая к королеве.

— Пишите: «Отменить фингерфеллер в моей столице и разрешить жюри вести подсчет очков с десятыми долями, сообразуясь с качеством игры: за интересные и красивые комбинации набавлять до пяти десятых очка, а за явное уклонение от риска и стремление к ничьим — сбавлять оценки в том же размере…»

— Но такого еще не было, ваше величество, — напомнил я.

— Знаю. Я хочу, чтобы хоть здесь, в моей резиденции, можно было иногда увидеть настоящую игру.

— Мастер! Мастер! — вдруг воскликнул Аинька вслед машине «скорой помощи», ехавшей с аэродрома к поликлинике.

— Ты не ошибся?

— Да нет же, нет! Он, наверно, болен… Помогите ему… мне… — И Аинька умчался вслед за машиной.

— О ваше величество! — взмолился и Цирлих-Манирлих. — Там, я видел, мой брат! Он болен… Умоляю, спасите его…

— Венивидивицин?! Пошли… — Каисса решительно свернула за угол, к поликлинике. — Сегодня у нас с вами умноженный день!

Венивидивицин не производил впечатления очень больного человека, хотя и был худ и бледен; просто он рассеянно смотрел куда-то в пространство поверх голов и никого не узнавал, даже своего родного брата.

Он важно развалился в кресле и, когда мы вошли в комнату, небрежно повел рукой и милостиво произнес:

— Садитесь…

Он чем-то поразительно напомнил мне таракана Блаттеллу, охамевшего после опубликования его статьи…

— О боги! — простонал Цирлих-Манирлих. — Брат, ты сидишь в присутствии ее величества, не спрося разрешения?!

— Не знающий поражений не вынесет бремени своей славы стоя, — ответил Венивидивицин.

— Здравствуй, Мастер! — воскликнул Аинька. — Я очень рад видеть тебя…

— Я тоже…

— Ты… болен?

— Разве Победитель может болеть?

— Может, — просто сказала Каисса, подойдя к своему Главному Инженеру. — Здравствуй, Венивидивицин! Дай-ка пульс… Так-с. Посмотри вверх… вправо… влево… А теперь — вниз! Я прошу тебя посмотреть вниз! Ну?.. Вот видишь — не можешь. Гм… Ну, что же, все ясно… — И повернулась к окружающим: — Вот уже длительное время наш друг не имел поражений и потому серьезно заболел… Не каждый выдержит такое!.. Есть только одно средство вернуть ему здоровье — обыграть его. Кто из вас рискнет?

— Я! — вдруг раздался голос Аиньки. — Я спасу своего Мастера!

— Ну что ж, — согласилась Каисса, — не возражаю. Прошу всех ко мне в гости… Венивидивицин, ты согласен?

— Я всегда готов к победе, — оживился Венивидивицин. — А мой наивный соперник?..

Аинька промолчал; мордашка его стала серьезной и озабоченной.

Не стану описывать всю эту исцеляющую партию, хотя… хотя я и лишаю многих читателей удовольствия. Ведь, проигрывая заново на доске чью-нибудь шахматную партию, мы испытываем не меньшее удовольствие, чем те, кто ее играл.

Не думаю, что после того как чемпион-тяжеловес бросил свою штангу на помост, кто-нибудь из болельщиков сам захочет ее выжать. А вот в шахматах другое дело — тут повторение всегда приятно. Здесь, по существу, у игроков равные возможности. У них одинаковые «армии», и только у белых есть преимущество первого хода. Каждая фигура имеет свой характер и внешность. Правда, пешки с виду на один лад, безликие солдаты. Но это лишь по неопытности так кажется. Если же присмотреться — они тоже разные. Правда, все пешки бьют противника или угрожают ему всего на одно поле вперед по диагонали, но, к примеру, самые крайние, фланговые, — более слабые, потому что имеют лишь одно диагональное поле: с другой стороны — пропасть, край шахматной доски.