Ника Ракитина - Тишка [СИ]

— Не буду я есть манку! — несмотря на закрытые глаза, принцесса ловко оттолкнула ложку, и комок каши угодил в мордочку кухарке-барсучихе. Барсучиха надулась и оскалила зубы, но, поскольку принцесса этого не видела, то не испугалась.

— А что будешь? — пропыхтела в сердцах кухарка.

— Булочку с марципанами, эклеры, мороженое и апельсин.

Барсучиха хлопнула глазками и уронила в траву и ложку, и тарелку с кашей, которой пробовала накормить принцессу на ходу. Барсучиха считала, что ей очень не повезло в жизни. На весь каменистый остров одна-единственная подходящая нора, и ту занял злой волшебник. Уж лучше бы лис! Лиса можно прогнать, а нору вычистить — все барсуки ужасные чистюли. С острова не удерешь. Вот и приходится мучиться, служить злодею. А кухарка, с точки зрения барсука, была очень симпатичная — с круглыми, как смородина, глазками, черной полоской вдоль спины, лоснящейся шерстью… И упитанной, как и положено любому барсуку ближе к осени. Да, немножко нелюдимой. Но это общее свойство барсучьего характера.

Барсучиха сердито разгладила красненький, в оборках, передник, испорченный налипшей кашей. Стирать, стирать немедленно! А колдун пусть сам капризулю кормит… этими, как их, марсепанами. Кухарка слизнула с ближайшего пня гусеницу и совершенно утешилась.

А между тем спасители были уже совсем близко.

Третий день плыли Тишка и его верная команда на плоту с гордым именем «Манул» по тихой и певучей лесной речке, впадавшей в то самое озеро, посреди которого на мрачном острове томилась похищенная принцесса. Плот помог соорудить бобер Гаврилыч: резцами аккуратно и быстро отгрыз и ошкурил ольховое бревнышко, разделил на части, связал сплетенными из стеблей крапивы канатами, установил мачту и столкнул плот на воду. Колючка и Пинька позаботились о парусе — его тоже сплели из травы и покрасили в черный цвет. Краску сварили из сажи и дубовых «яблочек». Тишка же, когда краска засохла, нарисовал поверху мелом череп и скрещенные косточки — самый пиратский рисунок! Ну и придумал плоту название. Манул — это большой и очень красивый степной кот, совершенно неприручаемый. Тишке, особенно, после того, как котенок рассорился с Бориской и бабушкой, тоже хотелось быть таким — диким и свирепым. Под настроение.

Против названия не спорили. Гаврилыч выкусал его на бревнах и распрощался с приятелями. Его уговаривали плыть тоже, но бобер отказался: ему надо было чинить запруду и готовить запасы на зиму.

Плавание проходило спокойно. Речка неспешно катила свои коричневые от торфа неглубокие струи среди лопухов и папоротника, дававших густую тень, мимо зреющих на кустах малины и ежевики. На привалах сладкоежка Колючка успевал набрать и наесться ягод, котенок их тоже попробовал, и ягоды ему не понравились, а по ночам он все чаще видел во сне блюдечко со сметаной. С этим надо было что-то делать. А то так и не заметишь, как умрешь голодной смертью! Тишка посмотрел на воду. Спасение плавало там, внутри. Но от одной мысли, чтобы туда залезть, — ну, пусть не целиком, а хотя бы лапой! — по котенку стадами начинали бегать мурашки. Нормальная рыба жила в холодильнике. Назвалась она «филе сельди» или «минтай свежемороженый». Никаких тебе плавников, чешуи и голов с острыми зубами. Вцепляйся себе и ешь с урчанием, возя по всей кухне. Главное, чтобы бабушка не заметила. А в речке плавала неправильная рыба: мокрая, скользкая и очень опасная. И еще Тишка боялся утонуть. Стыдно бояться воды пирату. Но если в детстве кого искупают в глубокой и холодной луже, лезть в воду ему вряд ли захочется. Говорят правда, где-то живут такие кошки, что отлично плавают и ловят рыбу, мало того, это им нравится! Но Тишка… Тишка был совсем другое дело.

Котенок задумчиво пожевал свалившиеся на плот ольховые шишечки (они оказались горькие и ужасно противные), выплюнул в воду. Немедленно оттуда высунулась рыбья голова — вкусненького хотела!

— Послушай, боцман! — обратился котенок к ежику. — А вот, ну, когда мы найдем и спасем принцессу, что ты станешь с ней делать?

— Как что? — не задумался Колючка. — Женюсь, конечно.

Тишка широко зевнул:

— Не-а. Она в твой домик не поместится.

— Почему не поместится?! — Колючка так резко переложил руль, что плот подскочил на волне. Рыбья голова спряталась.

— Потому что она девочка. Или еще больше… даже, — охотно пояснил капитан.

— Это она, пока заколдованная, девочка. А так будет ежиха. Станет мне варенье вари-ить… — Колючка мечтательно закатил глаза.

— А если не захочет варить? Если захочет, чтобы ты в принца превратился, сидел в золотой короне…

— Скучно.

— Что скучно?

— Сидеть скучно. А принцы сидеть обязаны?

Тишка зажмурил хитрые зеленые глазищи:

— Обязаны!

Ежик обиженно засопел.

— Но при этом они могут ловить рыбу. Так что давай, тренируйся.

— Есть, капитан!

И счастливый Колючка стал разворачивать плот к кустам растущего над рекой орешника.

Ничто не предвещало катастрофы. Пинька дремал на мачте, укрывшись большим листом лопуха; Тишка умывался после сытного обеда, а трудолюбивый Колючка начищал песком и без того блестящий котелок, как вдруг— трах! бах! — плот с разгона налетел на препятствие, завертелся и уже окончательно врезался в берег.

Пересчитав синяки и шишки, выудив утопленный котелок и спустив ненужный пока парус, огорченные путешественники разглядели перегородившую реку ржавую цепь и табличку на ней с кривыми черными буквами и черепом — как на пиратском стяге или столбе с электричеством. «Владения колдуна. Не входить. Не стучать», — громко прочел Тишка.

— А мы и не будем стучать, — объявил Пинька, проныривая под цепью, как знаменитый летчик Чкалов под мостом. (К счастью, мышонок этого не знал, а то возгордился бы неимоверно) — И входить не будем. Мы влетим! Прочти еще раз, пожалуйста. А вдруг там сказано, что влетать тоже нельзя…

— Про это не сказано, — успокоил мыша капитан. — Давай, вылетай обратно. Будем плот отцеплять.

Общими усилиями они выпутали «Манул» из подмытых водою сосновых корней и столкнули на воду.

Над черным-пречерным озером сверкали ярко-голубые молнии. Они заставляли вскипать воду, и не барашки, а злобные всклокоченные бараны с шипением обрушивались на берег. Камни одинокого острова дрожали и ежились под проливным дождем, ветер завывал, гремел гром, и несчастная барсучиха в норе изо всех сил забивалась в подстилку из мягкой травы и затыкала лапками уши: ей снилось, что злой колдун ворвался на кухню и пинает по полу ее драгоценные медные кастрюли и кофейники. Колдуну приходилось не лучше. Обрыдалис пытался строить козни, но они никак не строились, а разбегались по углам и оттуда сверкали злыми красными глазами. От немедленной смерти спасло только то, что он успел накрошить по спальне сырные крошки, а сам забился под одеяло и трепетал, слушая, как ветер пробует раскидать на кирпичики печную трубу. Бедная сонная принцесса под кустом ежевики громко чихала, когда дождевые капли падали ей за шиворот. А случалось это каждую минуту.