Лазарь Лагин - Детская библиотека. Том 46 [Лазарь Иосифович Лагин]

За этим занятием его и застал рослый азербайджанец в роскошном тёмно-малиновом халате с бранденбурами. Он возник из-за розовых кустов неслышно и неожиданно, как чёртик из коробки.

— Ага! — произнёс он довольно спокойно. — Они здесь. Скажи, дорогой, это твоё полотенце?

— Помилуй нас, о могущественный владыка! — хлопнулся на колени Хоттабыч. — Пусть уж мне одному отрубят голову, но эти отроки ни в чём перед тобою не виноваты… Отпусти их! Они ещё так мало прожили на свете…

— Хоттабыч, встань и не говори глупостей! — смущённо перебил его Волька. — При чём тут владыка? Это самый обыкновенный отдыхающий.

— Не встану, покуда этот прекрасный и великодушный султан не обещает сохранить вам жизнь, о юные мои друзья!

Азербайджанец пожал могучими плечами:

— Дорогой гражданин, зачем обижаешь? Ну какой я султан? Я нормальный советский человек. — Он приосанился. — Я буровой мастер Джафар Али Мухаммедов. Баку знаешь?

Хоттабыч отрицательно мотнул головой.

— Биби-Эйбат знаешь? — продолжал Мухаммедов.

Хоттабыч снова мотнул головой.

— Газеты читаешь? Ну, чего стоишь на коленях! Стыдно. Ой, как стыдно и неудобно, дорогой! Мухаммедов насильно поднял старика на ноги.

— Одну минуточку, товарищ! — заговорщически шепнул Волька, отводя Мухаммедова в сторонку. — Вы на старика не обращайте особенно внимания. Он не совсем нормальный… А тут мы ещё так промокли…

— Ва! — обрадовался буровой мастер. — Вы тоже под дождь попали в горах? Я совсем мокрый пришёл, как мышь. Вай, вай, старик простудиться может! Дорогой человек, — подхватил он под руки Хоттабыча, который совсем было собрался снова хлопнуться на колени, — ты мне очень знаком, ты не из Ганджи будешь? Ты на моего папашу похож. Только мой папаша старше. Моему папаше уже восемьдесят третий год пошёл…

На это Хоттабыч запальчиво ответил:

— Да будет тебе известно, о державный властитель, что мне уже пошёл три тысячи семьсот тридцать третий год!

К чести Мухаммедова, он даже глазом не моргнул, услышав это заявление Хоттабыча. Он только понимающе кивнул Вольке, который ему усиленно подмигивал из-за спины Хоттабыча.

Прижав правую руку к сердцу, буровой мастер учтиво отвечал Хоттабычу:

— Конечно, дорогой, конечно. Но ты чудно сохранился. Пойдём согреемся, покушаем, отдохнём, а то ты ещё, не дай бог, простудишься… Ва, до чего ты мне моего папашу напоминаешь!

— Не смею ослушаться, о державнейший, — льстиво ответствовал Хоттабыч, нет-нет да и дотрагиваясь до своей бороды. Увы, борода была ещё очень-очень сыра.

Ох как беспокойно было у него на душе! Весь его опыт восставал против того, что владелец дворца может ни с того ни с сего позвать к своему столу безвестного старика с двумя отнюдь не роскошно одетыми отроками. Значит, здесь кроется какой-то подвох. Быть может, этот Джафар Али ибн Мухаммед нарочно заманивает их внутрь своего дворца, чтобы вдоволь над ними посмеяться, а потом велеть отрубить им головы или швырнуть их на растерзание в клетку с хищными зверями. Надо, ох как надо держать ухо востро!

Так размышлял Хоттабыч, подымаясь вместе с юными друзьями по просторной лестнице в первый спальный корпус.

На лестнице и в коридоре не было ни души, и это только утвердило Хоттабыча в его подозрениях.

Мухаммедов ввёл их в свою палату, заставил Хоттабыча переодеться в пижаму и ушёл, предложив располагаться как дома:

— Я скоро вернусь, только распоряжусь насчёт кой-чего. Я сейчас.

«Понятно! — подумал Хоттабыч. — Знаем мы, насчёт чего и кому ты распорядишься, о коварный и лицемерный властелин! У тебя чёрствое сердце, чуждое состраданию… Отрубить головы таким славным отрокам!..»

А славные отроки тем временем осмотрелись в уютной палате.

— Ого! — обрадовался Волька. — Видишь? Он поднял и поставил снова на столик заурядный комнатный вентилятор, который, однако, Хоттабыч видел впервые в жизни.

— Это вентилятор, — пояснил Волька. — Сейчас мы тебе подсушим бороду.

И в самом деле, через две минуты борода Хоттабыча была вполне годна к употреблению.

— Сейчас проверим, — промолвил хитрый старик таким тоном, словно он ничего и не задумал.

Он вырвал два волоска. И не успел ещё растаять в воздухе сопутствующий этому хрустальный звон, как наши друзья вдруг оказались километрах в пяти от санатория имени Орджоникидзе, на ещё не остывшей от дневного зноя гальке.

В двух шагах от них чуть слышно плескались тёплые иссиня-чёрные волны ласкового прибоя.

— Вот так будет лучше, — удовлетворённо пробормотал Хоттабыч и, прежде чем ребята успели пикнуть, выдрал ещё три волоска.

В то же мгновение перед нашими путешественниками возник на гальке поднос с дымящейся жареной бараниной и ещё один поднос, поменьше, с фруктами и лепёшками. Затем Хоттабыч щёлкнул пальцами, и рядом с большим подносом оказались два причудливых бронзовых кувшина с шербетом.

— Вот это здорово! — воскликнул Женя. — А наша одежда?

— Увы, я стал не по годам рассеян! — покритиковал себя Хоттабыч, вырвал ещё волосок — и одежда и обувь наших путешественников мгновенно высохли.

Больше того: одежда выглядела теперь так, словно её только что хорошенько отутюжили, а обувь наших юных друзей не только заблестела, но даже запахла самым дорогим сапожным кремом.

— И пусть теперь этот коварный властелин Джафар Али ибн Мухаммед приводит за нами в свой дворец сколько угодно стражи! — удовлетворённо промолвил старик, наливая себе чашку душистого ледяного шербета. — Птички улетели прямо из-под ножа!

— Ну какой он властелин! — возмутился Волька. — Обыкновенный хороший человек. И пошёл он ни за какой ни за стражей, а принести нам покушать, если хочешь знать.

— Не учи меня, о Волька! — огрызнулся Хоттабыч, не на шутку огорчённый тем, что его юные спутники и не думают благодарить его за спасение от смертельной опасности. — Мне ли не знать, как выглядят властелины и как они себя ведут! Знай, что нет более коварных людей, чем султаны!

— Да не султан он, а мастер, понимаешь, буровой мастер!

— Не будем спорить, о Волька, — хмуро отвечал старик. — Не пора ли нам перейти к трапезе?

— А пижама? — злорадно воскликнул Женя, поняв, что старика в этом споре не переспоришь. — Ты унёс на себе казённую пижаму.

— Аллах! — огорчился Хоттабыч. — Я никогда не осквернял себя воровством.

Если бы отдыхающие санатория имени Орджоникидзе не находились в этот миг в залитой светом просторной столовой за ужином, они, возможно, увидели бы, как из тёмного неба, откуда-то со стороны Мацесты, вдруг промчались примерно на высоте третьего этажа самые заурядные полосатые пижама и пижамные брюки, влетели через раскрытый балкон в комнату Мухаммедова и сами по себе аккуратно повисли на той самой спинке стула, с которой совсем недавно снял их наш славный буровой мастер, чтобы переодеть продрогшего Хоттабыча.