Маргарита Фадеева - Детская библиотека. Том 28

— Не могу, — сказал он Петрушке. — Я так старался. — И его рука с молотком бессильно повисла вдоль тела.

— Давай я, — предложил мальчик. Он вырвал у Крынки молоток, как кошка, взобрался на помост, размахнулся, и вниз полетела одна рука глиняного правителя, за ней — другая. Потом с глухим мягким шумом шлепнулась сразу половина туловища. — Раз, еще раз! — покрикивал Петрушка, и вскоре вместо царской фигуры на помосте оказалась бесформенная глыба глины.

Как раз в это время Распорядитель праздников и приемов выглянул в окно, чтобы посмотреть, как идет работа. Сощурив заячьи глаза, он поглядел еще раз и ничего не увидел.

— Как странно, — пробормотал он, — только недавно памятник был почти готов, а сейчас тут ничего нет. Что-то случилось с моими глазами. Надо скорее идти к мастеру Трофиму поменять глаза.

Он направился к выходу и тут же вернулся, вспомнив, что мастер Трофим сидит в тюрьме и ничего не желает делать.

— Тогда попробую взять очки, — он нашел у себя в столе очки в розовой оправе, водрузил их на нос. На месте памятника стоял серый полотняный шатер. — Пф-у-у, какое наваждение! — Распорядитель праздников и приемов хлопнул руками по бокам, еще раз посмотрел сквозь очки и пробормотал: — Нужно попросить присмотреть за памятником Хранителя памяти, а то у меня стало плохо с глазами, и я ничего не вижу.

Судья долго не решался идти к Формалаю. Ему было стыдно показаться правителю на глаза без своей гибкой спины, без двух лиц и без угодливой улыбки.

Наконец он набрался смелости и вошел во дворец. Формалай сначала не узнал его. Изумрудные глаза-пуговицы строго глядели на Нашим-Вашим, и судья задрожал под этим взглядом.

— Я — Нашим-Вашим, — доложил он. — Я царский судья. — Он хотел пониже поклониться, но жесткая спина не гнулась.

Правитель не отводил от него взгляда и молчал.

— Я — Нашим-Вашим, — снова пролепетал обескураженный судья. — Я буду судить всех, кто выступает против царя.

— Такой судья мне не нужен, — Формалай пожал плечами и указал пальцем на дверь: — Иди отсюда!

— Я буду верно служить, — умолял судья. Он встал на колени и даже немного обрадовался: хорошо, что хоть ноги сгибались и можно было показать царю свое уважение.

— Ладно, ладно, — сжалился Формалай. — Выполнишь мое задание — будешь судьей.

— Я все сделаю. Все, — заверил Нашим-Вашим и прижал руки к груди, чтобы показать, как он будет стараться.

— Поймай Петрушку. Я хочу его повесить. Не поймаешь — на глаза не показывайся.

Нашим-Вашим медленно вышел из дворца. Он-то знал, что поймать Петрушку — дело трудное. Судья уже слышал, как мальчишку пытались сжечь на костре, но он сумел убежать. Слышал он и о том, как Петрушка устроил Формалаю кошачью серенаду. Но что же делать? Даже трудное задание надо выполнить, потому что иначе Нашим-Вашим не будет судьей.

«Как же мне узнать, где сейчас Петрушка?» — долго размышлял Нашим-Вашим и наконец додумался: «Чтобы выследить кого-нибудь, обязательно нужна собака. Найду собаку с хорошим чутьем и поймаю Петрушку».

Судья отправился на поиски. Он обошел почти все дома в городе, но подходящей собаки так и не нашел. Одни казались ему слишком большими, и он боялся, что не справится с ними, у других было слабое чутье, третьи так скулили и взвизгивали при его появлении, что он затыкал уши и выбегал со двора. Но в одной деревне судье все же повезло. Он купил за двадцать монет небольшую пеструю собачку у одного крестьянина, который прежде служил в армии.

— У нее очень чуткий нос, — сказал бывший солдат. — Собака может сказать, что делается за две, за три улицы от нее.

— Тебя-то мне и нужно! — Судья привязал веревку на шею собаки, отдал крестьянину двадцать монет и вышел.

Обрадованный Тузик (это был он — наш старый знакомый), который долго сидел на цепи и сторожил хозяйство, прыгал, громко лаял и даже пытался лизнуть судью Нашим-Вашим в лицо.

— Тише ты, — остановил его судья и больно хлопнул веревкой. — Я дорого заплатил за тебя, и ты должен хорошо себя вести, честно трудиться и никогда не убегать.

— Никогда не убегу. Даю честное собачье слово, — пролаял Тузик и двинулся вперед, натянув веревку.

— Тише ты. Тише, — сказал Нашим-Вашим, а про себя подумал: «Вот бы где пригодились колесики генерала». — Ты, Тузик, должен помочь мне выполнить задание. Нужно поймать Петрушку.

— Петрушку, — пролаял Тузик и завертел носом во все стороны.

На соседней улице работал красильщик, и оттуда несся запах краски; где-то рядом пекли рыбные пироги. А дальше… Тузик почувствовал знакомый запах рыжих волос, красной рубашки. Он хотел было сказать об этом Нашим-Вашим, но прикусил язык и, подождав немного, протявкал:

— Зачем вам нужен Петрушка? Таких сорванцов-мальчишек на каждой улице по три штуки.

— Петрушка обманул Формалая. Мы его обязательно должны повесить.

— Гав! Гав! Петрушка разбойник, — тявкнул Тузик, а сам подумал: «Ни за что не скажу, что чую запах мальчика».

Тузик добросовестно вертел носом, а сам уводил судью все дальше от Петрушки. Только поздно ночью, когда судья, утомленный поисками, уснул.

Тузик выбрался на улицу и подбежал к мальчику.

Петрушка вместе с гончаром Крынкой скрывался под полотняным шатром, который они соорудили на пьедестале памятника.

Петрушка очень обрадовался Тузику, да и собака радовалась не меньше.

Она носилась вокруг сидевшего мальчика, клала лапы на плечи, лизала щеки, нос.

— Тузик! Тузик! Милый мой Тузик. Где ты пропадал? Теперь всегда ты будешь со мной.

— Не могу, — заскулил Тузик. — Я дал честное собачье слово никогда не уходить от хозяина. Судья Нашим-Вашим ищет тебя, а Формалай хочет повесить. Уходи скорее подальше отсюда. Я тебя очень люблю и не хочу, чтобы ты погиб.

— Не бойся, — Петрушка гладил собаку по спине. — Ничего мне правитель не сделает. Мне всегда помогут, меня всегда спрячут. У меня много друзей: и каменщики, и гончары, и огородники, и все крестьяне. Ты лучше скажи своему хозяину, что я скрываюсь здесь. Пусть завтра приходит и ждет.

— Он поймает тебя.

— Не бойся, не поймает. Я в это время буду уже далеко. Обязательно приведи сюда судью.

Тузик лизнул Петрушку в лоб, ласково вильнул хвостом и убежал.

Открытие памятника было назначено на вечер. Правитель хотел, чтобы все население столицы присутствовало на этой церемонии.

«Они увидят внушительный памятник и будут еще больше бояться и уважать меня и еще старательней и скорее выполнять все мои повеления», — бормотал Формалай, пока четыре стражника несли его на носилках. Памятник был сооружен недалеко от дворца, и запрягать лошадей в карету не было смысла.