Вильгельм Гауф - Сказки Вильгельма Гауфа

В первые дни они заметили необыкновенное движение на улицах, суматоху и недоумение. На четвертый день, сидя на дворцовой крыше, они увидали торжественное шествие. Раздавался трубный звук, барабанный бой; всадник на украшенной лошади, в красном одеянии, золотом шитом, медленно подвигался по улице; слуги в праздничных одеждах окружали его, половина города бежала за ним и раздавались крики:

— Да здравствует Мизра! Властитель Багдада!

Аисты переглянулись.

— Знаешь-ли ты кто этот Мизра? Понимаешь ли ты, почему я обращен в птицу? Мизра — сын злейшего врага моего, могучего волшебника Кашпура, который поклялся мне мстить. Но я не унываю: пойдем со мной, мой верный друг, пойдем на гробницу нашего великого пророка: там на святых местах быть монет все чары исчезнут.

Они поднялись с крыши и летели по направлению к Медине.

Но с непривычки они скоро устали. Калиф еще храбрился и летел, а визирь отставал и жалобно умолял его остановиться отдохнуть. «Не могу, — кряхтел он, — помилосердуйте! Уж ночь настала, дайте отдохнуть!»

Аисты стали оглядываться где бы переночевать и вскоре заметили остатки каких-то развалин — удобное место для ночлега. Спустясь они пошли по переходам разыскивать себе удобного местечка. Казалось, это были развалины некогда богатого, большого замка; видны были остатки башен; по развалившимся комнатам можно было судить о бывшем великолепии их. Вдруг визирь остановился.

— Государь, — проговорил он шепотом, — может быть великому визирю стыдно бояться привидений, еще стыднее аисту — но — не менее того мне почудился шорох и — мне что-то страшно, умоляю вас, не ходите далее.

Калиф остановился и ясно расслышал человеческий плач. Он было бросился в ту сторону, откуда слышался плач, — но визирь схватил его своим длинным клювом, упрашивая не пускаться в неизвестную опасность. Однако калиф был неумолим: он рванулся и клок перьев остался в клюве визиря. Калиф вошел в темный проход, откуда и добрался до слегка притворенной двери; оттуда ясно слышался стон. Калиф оттолкнул дверь и остановился в удивлении. В темной комнате, слабо освещенной маленьким решетчатым окном, сидела на полу огромная сова. Крупные слезы катились у нее из глаз; кряхтя, сиплым голосом произносила она жалобы кривым, согнутым клювом своим. Увидя калифа и подходившего за ним визиря, она громко и радостно вскрикнула. Она утерла глаза своим крапчатым рябеньким крылом и, к великому удивлению обоих аистов, проговорила чистым арабским языком:

— Как я рада вам, аисты! Ваш приход предвещает мне избавление. Когда-то мне было предсказано, что аисты мне принесут счастье.

Калиф мог едва опомниться от изумления. Он поклонился, расшаркался перед барышней и проговорил:

— Из ваших слов, сударыня, я вижу что мы с вами одинаково осуждены страдать, и ваша надежда на нашу помощь напрасна. Узнав наши приключения, вы сами убедитесь в этом.

И тут он рассказал что и как было.

Сова поблагодарила за рассказ и в свою очередь сообщила им свои похождения.

— Отец мой, царь индийский, по имени Луза, я его единственная несчастная дочь. Волшебник Кашнур, заколдовавший вас, был также причиною моих бедствий. Однажды он приехал к отцу моему, сватая меня за сына своего Мизру. Отец был человек горячий, он в досаде столкнул Кашнура с лестницы. Но Кашнур не успокоился и, в виде негра, снова вкрался к нам в дом. Раз как-то он мне подал заколдованного питья и я тотчас превратилась в сову. С испугу я упала в обморок. Бесчувственную он меня принес сюда, бросил, и закричал своим отвратительным голосом:

— Сиди здесь, уродина, до конца дней своих, или до той поры, пока не найдется избавитель, который пожелал бы на тебе жениться. Вот тебе за обиду отца твоего.

С тех пор я живу грустна и одинока как узница в этом замке; я не могу даже любоваться на природу, потому что днем не вижу, а только при бледном свете луны.

Сова окончила и снова утерла слезы.

Калиф задумался.

— Если я не ошибаюсь, — проговорил он, — то в нашем несчастий есть что-то общее, но где разгадка всему?

— Да и мне тоже кажется; еще в детстве мне предсказала одна умная старуха, что аисты принесут мне счастье, и я думаю, что знаю как помочь нашему горю. Злой волшебник, наш общий враг, приезжает каждый месяц сюда и пирует в одной из зал замка; я часто слушаю его разговоры с товарищами и думаю, что нам и теперь удастся подслушать их; он всегда хвалится своими подвигами и наверное будет рассказывать о вас, а тогда может быть и проговорит слово, которое вам задано было помнить.

— О милая принцесса, скажи, скажи нам, когда именно они соберутся в этом замке?

— Извините, — проговорила она, — после некоторого смущенья — но я могу это сделать под одним только условием.

— Говори, приказывай что хочешь, все будет исполнено!

Она снова замялась и замолчала. Если бы не перья, то конечно на ее лице был бы виден яркий румянец.

— Видите ли, мне бы также хотелось наконец освободиться, избавиться от этого положения, а потому я вам скажу с условием, чтобы один из вас на мне женился.

Аисты не ожидали этого; они вышли из комнаты, чтобы посоветоваться.

— Ну, визирь, хоть это и глупое условие, — сказал калиф, — а делать нечего, тебе надо на ней жениться.

— Вот как! А что скажет жена? Она мне глаза выцарапает! Ведь я женатый старик! Нет, вот вы другое дело, вы человек молодой, вам прилично взять себе молодую, красивую жену.

— То то вот и есть красивую, ведь это все равно что заглазная женитьба: кто же ее знает, красавица ли? А ну как урод?

Они долго друг друга убеждали, но наконец калиф, убедись, что визирь скорее согласится на век остаться аистом, чем жениться на сове, решился лично исполнить это необходимое условие для общего избавления. Сова несказанно обрадовалась. Она призналась им, что они не могли удачнее попасть в замок, потому что именно в эту ночь пировал тут волшебник.

Она вывела аистов из мрачной комнаты и повела их длинными переходами в другую комнату, куда в щель проходил яркий свет из соседней залы. Аисты тихо подкрались к щелке и увидели блестящую залу, увешанную цветными фонарями. Посреди стоял накрытый стол, богато убранный и уставленный самыми отборными яствами. Вокруг стола был мягкий диван и на нем сидело восемь человек, в числе которых они тотчас узнали разносчика, продавшего им заколдованный порошок. Окружавшие убедительно просили его рассказать о его последних подвигах. Между прочим он рассказал и о приключении визиря с калифом.

— Какое же ты им задал слово? — спросил его другой волшебник.

— Мудреное латинское слово: «Мутабор» — отвечал тот.