Народные сказки - Тысяча и одна ночь

«Клянусь Аллахом, о госпожа, он ещё не прочитает эту бумажку, как душа его расстанется с телом!» – воскликнул я. И девушка спросила: «О ибн Мансур, разве страсть дошла до такого предела, что ты сказал то, что сказал?» – «Если бы я сказал и больше, это была бы правда, прощение – черта благородных», – ответил я. И когда она услышала мои слова, её глаза наполнились слезами. И она написала ему записку (клянусь Аллахом, о повелитель правоверных, у тебя в диване нет никого, кто бы умел так хорошо писать, как она!) и написала в ней такие стихи:

А окончив писать письмо…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала триста тридцать третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, окончив писать письмо и запечатав его, Будур подала его мне, и я сказал:

«О госпожа, поистине, это письмо исцелит больного и утолит жажду!»

А потом я взял письмо и вышел.

И девушка кликнула меня после того, как я вышел, и сказала: «О ибн Мансур, скажи ему: „Она сегодня вечером твоя гостья“. И я сильно обрадовался этому и пошёл с письмом к Джубейру ибн Умейру, и, войдя к нему, я увидел, что глаза его направлены к двери в ожидании. И я подал ему записку, и он развернул её и прочитал и понял то, что в ней было, и тогда он издал великий крик и упал без памяти, а очнувшись, спросил меня: „О ибн Мансур, она написала эту записку своей рукой, касаясь её пальцами?“

«О господин, а разве люди пишут ногами? – отвечал я.

И, клянусь Аллахом, о повелитель правоверных, мы с ним не закончили ещё своего разговора, как уже услыхали звон её ножных браслетов в проходе, когда она входила.

И, увидав её, Джубейр поднялся на ноги, словно совсем не испытывал страданий, и обнял её, как лям обнимает алиф [365], и оставила его слабость тех, кто над собою не властен. И потом он сел, а она не села, и я спросил её: «О госпожа, почему ты не садишься?» И она отвечала: «О ибн Мансур, я сяду лишь с тем условием, которое есть между нами». – «А что это за условие между вами?» – спросил я. «Тайны влюблённых не узнает никто», – отвечала девушка, и затем она приложила рот к уху Джубейра и что-то тихо сказала ему, и тот ответил: «Слушаю и повинуюсь!»

И затем Джубейр поднялся и стал шептаться с одним из своих рабов, и раб исчез ненадолго и вернулся, и с ним был кади и два свидетеля. И Джубейр поднялся и принёс мешок, в котором было сто тысяч динаров, и сказал: «О кади, заключи мой договор с этой женщиной при приданом в таком-то количестве». – «Скажи: „Я согласна на это“, – сказал ей кади. И она сказала: „Я согласна на это“. И договор заключили.

И тогда девушка развязала мешок и, захватив полную пригоршню, дала денег кади и судьям, а потом она подала Джубейру мешок с оставшимися деньгами. И кади с свидетелями ушли, а я просидел с ним и с нею, веселясь и развлекаясь, пока не прошла большая часть ночи. И тогда я сказал себе: «Они влюблённые и провели долгое время в разлуке – я сейчас встану и буду спать гденибудь вдали от них и оставлю их наедине друг с другом».

И я поднялся, но Будур уцепилась за мой подол и спросила: «Что сказала тебе твоя душа?» И я отвечал ей: «То-то и то-то». – «Сиди, а когда мы захотим, чтобы ты ушёл, мы тебя отпустим», – сказала она. И я просидел с нами, пока не приблизилось утро, и тогда она сказала: «О ибн Мансур, ступай в ту комнату, мы постлали тебе там ложе и постель, и оно будет тебе местом сна».

И я пошёл и проспал там до утра, а когда я проснулся утром, ко мне пришёл слуга с тазом и кувшином, и я совершил омовение и утреннюю молитву. И потом я сел, и когда я сидел, вдруг Джубейр и его возлюбленная вышли из бани, которая была в доме, и оба они выжимали кудри. И я пожелал им доброго утра и поздравил их с благополучием и пребыванием вместе, и сказал ему: «Это начинается с условия, кончается согласием». – «Ты прав, и тебе надлежит оказать уважение», – ответил он. И затем он кликнул своего казначея и сказал ему: «Принеси мне три тысячи динаров!»

И казначей принёс ему мешок, где было три тысячи динаров, и Джубейр сказал мне: «Сделай нам милость, (приняв это». А я отвечал: «Не приму, пока ты мне не расскажешь, почему любовь перешла от неё к тебе после такого великого отдаления». – «Слушаю и повинуюсь», – отвечал он. «Знай, что у нас есть праздник, который называется праздник новолетий, и в этот день все люди выходят и садятся в лодки и катаются по реке. И я выехал с друзьями прокатиться и увидел лодку, где было десять невольниц, подобных лунам, и эта Ситт-Будур сидела среди них, и с ней была её лютня. И она ударила по ней на одиннадцать ладов, а затем вернулась к первому ладу и произнесла такие два стиха:

И я сказал ей: «Повтори двустишие и напев – по она не согласилась…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала триста тридцать четвёртая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Джубейр ибн Умейр говорил: „И я сказал ей: «Повтори двустишие и напев“.

Но она не согласилась, и тогда я велел матросам забросать её, и они стали бросать в неё апельсинами так, что мы даже испугались, что потонет лодка, в которой она находилась.

И она уехала своей дорогой, и вот причина перехода любви из её сердца в моё сердце».

И я поздравил их обоих с тем, что они вместе, и взял мешок и то, что было в нем, и отправился в Багдад».

И расправилась грудь халифа, и прошла мучившая его бессонница и стеснение в груди.

Рассказывают также, что повелитель правоверных аль-Мамун в один из дней был у себя во дворце, и призвал он всех особ своего государства и вельмож царства, и призвал к себе также стихотворцев и сотрапезников. И был среди его сотрапезников один сотрапезник по имени Мухаммед аль-Басри. И аль-Мамун обратился к нему и сказал: «О Мухаммед, я хочу, чтобы ты рассказал мне что-нибудь, чего я никогда не слышал». – «О повелитель правоверных, хочешь ли ты, чтобы я передал тебе рассказ, который я слышал ушами, или рассказал тебе о том, что я видел глазами?» – спросил Мухаммед, и аль-Мамун ответил: «Расскажи мне, о Мухаммед, о том, что более всего удивительно».