Владимир Воробьёв - Сказки по мотивам русского фольклора

Усадил Леший Ваньку, поставил бочонок дубовый с ковшом берестяным и говорит:

— Испей, Ванюша, меду богатырского.

Нацедил Ванька ковш, выпил. Леший и говорит:

— Много ли, Ванюша, в себе силы почувствовал?

А Ванька такую вдруг силу в себе почувствовал, что сказал не соврал:

— Да если б палица была в пятьдесят пудов, я бы ее выше дерева подкинул!

— Тогда испей еще ковшичек, — сказал Леший.

Нацедил Ванька еще ковшичек, выпил.

Леший опять его спрашивает:

— А теперь много ли силы в себе чувствуешь?

Ванька силу такую в себе почувствовал, что сказал не соврал:

— Если б палицу в сто пудов, я бы ее выше облака подкинул.

— Пожалуй, хватит, — сказал Леший. — Ступай за мной!

Вышли Ванька с Лешим наружу. Леший свистнул раз — лежит палица в сто пудов. Свистнул два — стоит конь вороной. Свистнул в третий раз — в руках у Ваньки зеркальце.

— А зеркальце зачем? — удивился Ванька.

— Подари его царевне, — сказал Леший. — Зеркальце не простое, в него все на свете видать. А теперь, Ванюша, скачи к воеводе, просись в поход. Да, на вот тебе моху горсть. Небось пригодится!

Ванька зеркальце за пазуху спрятал, поднял палицу в сто пудов и на коня вороного вскочил. Оглянулся Ванька — нет ни Лешего, ни избы.

Только темный лес стоит, да где-то филин кричит.

В столице Ванька первым делом в царский сад забрался на царевну поглядеть, зеркальце ей подарить. Вот дождался он, вышла утром царевна погулять. Глядит Ванька: Леший правду сказал. Светла царевна, как солнышко, глаза звездами сияют, блестит месяц под косой. Распевает царевна соловушкой, а ласкова, нет ли — откуда знать?

Не посмел Ванька с царевной заговорить. Подкинул зеркальце на тропиночку. И как только царевна зеркальце увидела, подняла — Ванька со всех ног из сада бежать, да на коня, да вскачь. Прямо на двор к воеводе, в поход проситься.

Воевода Подскокович войско собрал превеликое. Пешее и конное. Ваньке по его крестьянскому виду велел позади всех встать.

Вот шло войско и день, и два, а на третий с Идолищем встретилось. Ползет Идолище поганое. Позади хвост на семь верст тянет. Впереди семь голов несет. Где лапой Идолище ступит — яма. Где брюхо проволочит — ров.

Из ноздрей пламя пышет, с алых языков горючей смолой слюни текут.

Не знает воевода, как к Идолищу поганому подступиться.

Поставил конных воинов впереди, пеших сзади. Идолище на войско двигается, не боится. Поставил пеших впереди, конных позади. Идолище не страшится, надвигается. Того и гляди войску смерть.

Подползло Идолище близко да как взревет!

От такого реву неслыханного присели кони. Попадали пешие воины.

Тут Ванька поскорей моху в уши натолкал и вперед выехал. Взревело Идолище поганое во второй раз. Затряслась земля, и покатилось войско кувырком. А воевода Подскокович в страхе на березу подскочил и сидит там ни жив ни мертв.

А Ваньке хоть бы что! Не слыхать ему рева Идолищева. Не страшится, не пятится конь вороной. Ванька Идолище кругом объехал да и вскочил ему на хвост, а оттуда на спину. Да как хватил Идолище поганое по башке стопудовой палицей!

Сникла одна Идолищева голова. Угас огонь. Не валит из пасти дым. А Ванька стопудовой палицей ударил по другой меж глаз — они и выкатились.

— Это кто-о меня-я та-ак? — взвыло Идолище.

— Это Иванище тебя так! — вскричал Ванька.

Да по башкам, по башкам стопудовой палицей!

И так и сяк Идолище поганое головами ворочает — не может достать Ваньку со спины.

А когда от семи голов одна осталась, взревело Идолище:

— Пощади меня, Иванище! Я вспять пойду!

— Ан нет же, Идолище поганое! — отвечает Ванька. — Сейчас ты вспять, а потом опять?

И ударил стопудовой палицей в последний раз. Тут из Идолища и дух вон.

Съехал Ванька с Идолища, воеводу спрашивает:

— Ты зачем, воевода, на березу влез?

— Поглядеть, не идет ли еще какой враг! — отвечает воевода Подскокович.

Спустился воевода, приказал Ваньке с коня слезть и на березу влезть. Да строго-настрого велел не слезать, пока смену не пришлют. А сам на Ванькиного коня вороного вскочил и к войску поскакал.

— Я один на один Идолище победил! — сказал воевода войску. — Кричите мне славу!

— Слава, слава воеводе Подскоковичу! — вскричало войско.

Издали-то не видно было, кто Идолище одолел, кто на березе сидел. А только того никто не знал, не ведал, что все то время смотрела царевна в зеркальце. И царю с боярами давала поглядеть. И все-то видели, как сражение с Идолищем семиглавым шло.

Однако от царя указ был к свадьбе готовиться. Да только жених не назван. Вот вышел царь с царевной и боярами на Красное крыльцо воеводу Подскоковича встречать. И лишь воевода коня у Красного крыльца остановил, обернулся конь вороной в козла рогатого, бородатого.

Что тут было народу, бояр, слуг и стражи — так все и обмерли. А как опамятовались — за животы схватились: «Ну и конь под воеводой!»

А воевода Подскокович, что и думать, не знает. От стыда и страха ни жив ни мертв на козле сидит.

Царь сказал:

— За службу тебе, воевода, спасибо. А за плутню вот тебе моя воля: скачи на козле к березе. Вели Ивану-воину с березы слезть, а сам на березу влезь. И сиди там, пока не вызову!

Делать нечего. Царя ослушаться — головы лишиться. Поехал воевода Подскокович на козле. Козел подпрыгивает, воевода на нем подскакивает. Все встречные-поперечные пальцами на него показывают, от козла носы отворачивают. Пока воевода доехал, все косточки порастряс. А уж сраму, сраму натерпелся — не избыть!

Под березой воевода с козла долой и кричит:

— Скорей слезай, Ванька! Смена тебе пришла!

Слез Ванька и спрашивает:

— А где, воевода, мой конь?

Тут козел рогатый мигом в коня вороного обернулся. Ванька в седло — и вскачь. И через время короткое очутился в царском дворце. А там уж к свадьбе все готово. Царевна ждет его не дождется, невестой убрана. Ванькины отец с матерью за столом сидят, на свадьбу званы.

Потом был пир на весь мир. Что меду хмельного было выпито! Что гусей-лебедей жареных съедено!

А когда Ванька сам царем стал — первым делом указ издал: мужикам горох не караулить и на потраву не жаловаться.