Владимир Воробьёв - Сказки по мотивам русского фольклора

Иван-Горох кузнеца спрашивает:

— Не видал ли где, не слыхал ли чего о царевне Василисе-Красе, золотой косе и двух ее братьях-царевичах?

— У лютого змея взаперти царевна Василиса-Краса, золотая коса томится, а братья ее, царевичи, во рву гниют.

Иван-Горох духом воспрянул. Нашел он Василису-Красу! Нашел лютого змея, злого обидчика. Но взяло его раздумье: «Почему у всех уста железной печатью запечатаны, а у нищего нет?»

На это кузнец ему сказал:

— Бедные люди безбоязненны, а я самый бедный из всех.

Въехал Иван-Горох в город лютого змея, оставил позади себя стражу неживу.

Василиса-Краса, золотая коса в окошко его увидела и слуг послала узнать, кто таков богатырь на коне. Не из русской ли стороны прибыл?

Когда же слуги сказали ей, что прибыл русский богатырь, а назвать себя не хочет, стала она ему в окошечко кричать:

— Беги, богатырь, прочь! Беги! Никто на свете лютого змея не одолеет! Никто змея лютого не победит!

— Не пугай, царевна. Есть на свете люди безбоязненные, — отвечал Иван-Горох. — А вели лучше меня усадить, накормить, напоить.

Приказала Василиса-Краса вынести богатырю барана жареного, целого, и бочку меду выкатить.

Иван-Горох ведерко меду единым духом выпил да, не будь плох, еще ведро в себя влил. Сел было он на скамью — скамья в щепы разлетелась.

Подивилась Василиса-Краса. Велела внести скамью железную. Сел на нее Иван-Горох — железная скамья согнулась.

— Ах, богатырь! — воскликнула царевна Василиса. — Ведь скамья эта змея лютого, и под ним она не гнулась!

— Ну, видно, я его потяжелее, — усмехнулся Иван-Горох.

Подошел он к дворцу. Видит: поперек костяной лестницы железный посох в пятьсот пудов лежит. Взял Иван-Горох посох одной рукой, вверх подкинул. Посох полетел, грозой загремел, выше облака взвился, из глаз скрылся.

Горожане было прочь из города побежали. Думают, когда посох упадет, все дома развалит. Но Иван-Горох не велел убегать, велел сказать ему, когда посох назад полетит. А сам по костяной точеной лестнице наверх поднялся, семь замков сорвал, семь затворов отворил и на волю царевну Василису вывел.

А между тем горожане, кто из окон, кто из подворотен, глядят в страхе на небо, ждут, когда посох назад полетит. И как появился он в поднебесье, стали Ивану-Гороху руками махать, устами запечатанными мычать.

Иван-Горох шагнул, руку подставил, на лету посох подхватил. Железный посох в пятьсот пудов у него на ладони согнулся.

Иван-Горох его о колено распрямил и на место поставил.

Вдруг послышался страшный свист. Завертелся дворец на серебряной спице. Замахали крыльями самоцветные кровли.

Рыцарь-Змей на огненном коне прилетел домой.

Иван-Горох взял железный посох в пятьсот пудов и встал, стоит.

— Ого-го! — взревел Рыцарь-Змей. — Не Иван ли Горох ко мне пожаловал?

Иван-Горох стоит, ничего не говорит. Только посохом помахивает.

Рыцарь-Змей взревел страшнее прежнего:

— Берегись, Иван-Горох, я тебя на ладонь посажу одной рукой, прихлопну другой — костей не останется!

Послал Рыцарь-Змей огненного коня на Ивана-Гороха и рычит:

— Р-р-расходись, горох, не катайся!

Иван-Горох в ответ:

— Лютый змей, разъезжайся!

Разлетелся Рыцарь-Змей на огненном коне, ударил копьем. Иван-Горох увернулся. Змей метнул копье железное в сто пудов — промахнулся.

— Теперь я тебя огорошу! — крикнул Иван-Горох.

И железным посохом в пятьсот пудов ударил. Перебил змея лютого надвое, а посох на сто верст в землю вогнал.

Потом Иван-Горох положил руку на коня огненного, по самые бабки его в землю вмял.

— Будешь мне правдой служить, конь огненный? — сказал Иван-Горох. — Или раскидать тебя напрочь угольками да головешками?

— Бу-уду слу-ужить тебе пра-авдой, Иван-Горо-ох! — прогудел конь огненный и дымом пошел.

А тут горожане сбежалися, все смерти лютого змея радуются, печати с уст железных посрывали, обнимаются, во весь дух разговаривают. О разговоре соскучились.

Приметил Иван-Горох среди них калеку-нищего, кузнеца-мастера. Подозвал его и горожанам сказал:

— Вот человек безбоязненный. Слушайтесь его во всем по вашей воле, как Рыцаря-Змея слушались поневоле.

А Василиса-Краса, золотая коса плачет, приговаривает:

— Я живая к отцу-матери вернусь, а братья мои во рву сгниют.

Тут Иван-Горох и вспомнил про старушку в лесной избушке. Велел позвать кузнеца-мастера. Тот ему рассказал.

— Колодец с живой водой был. Рыцарь-Змей из него пил. Оттого и силы у него никогда не убавлялось. А рыли ему колодец земельные мастера, со всего света званные. Только лютый змей никого домой не отпустил, всех убил. И на колодец положил плиту железную в семьсот пудов, чтоб никто из него воду не брал.

Стали колодец искать. Нашли в саду плиту железную в семьсот пудов. Иван-Горох откинул ее прочь, набрал большой кувшин живой воды и пошел ко рву, где братья-царевичи лежали.

Вот плеснул Иван-Горох на царевичей живой водой — вскочили они на ноги живые-здоровые. Тогда отвел их Иван-Горох к Василисе-Красе, золотой косе и говорит:

— Радуйся, царевна, ожили твои братья любимые!

Василиса-Краса, золотая коса как увидела своих братьев живыми-здоровыми, от радости слова не вымолвила, повисла на них, измочила слезами.

Потом рассказала, как Иван-Горох из родной стороны явился, как он с лютым змеем бился и как ее освободил.

Иван-Горох и братья-царевичи с Василисой-Красой на огненного коня сели и помчались домой, в свое царство, русское государство.

Только один-единственный раз придержал в пути Иван-Горох огненного коня. Опустил конь копыта в глухом лесу, возле избушки на курьих ножках. Подошел Иван-Горох к избушке и молвил:

— Стань, избушка, к лесу задом, ко мне передом.

Повернулась избушка. Видит Иван-Горох: у окошка сидит старушка, голову на руки уронила.

— Ты никак спишь, бабушка? — спросил старушку Иван-Горох.

— Ни сплю ни бодрюсь, ни жива ни мертва. Старая я совсем, — отвечает старушка.

— Я, Иван-Горох, свое слово богатырское сдержал, — сказал Иван-Горох и достал из-за пазухи кувшин с живой водой.

— А не помню я ничего. Какой Иван? Почто принес горох? Ступай, сынок, не мешай мне смерти дожидаться.

Тогда Иван-Горох взял да и плеснул на старушку живой водой. Встрепенулась старушка и вскочила на ноги красной девицей. Пустилась она на радостях в пляс, избушка на курьих ножках — в перепляс.

Иван-Горох не стал ждать, пока девица-красавица про него вспомнит, сел на огненного коня и пустил его во всю мочь.