Шарль Перро - По дорогам сказки

Именно с беседы и началось. Лошадь-качалка высказала несколько мыслей о бегах, скачках и чистоте конской породы, детская коляска — о железных дорогах, о поездах, которые будто бы движутся паром, и о прочих новинках. В самом деле, кто же мог об этом судить, если не они… Лошадь — о лошадях, коляска — о поездах!.. Стенные часы рассуждали по поводу по-литики-тики-тики! Часы думали, что идут впереди своего времени, но злые языки утверждали, что они порядком отстают. Бамбуковая тросточка хвалилась своим серебряным колпачком и железным башмачком. Ещё бы! Ведь она могла считать себя щеголихой с головы до ног! По углам дивана молча лежали две пухленькие, расшитые шелками подушечки. Обе были премиленькие и преглупенькие.

Наконец началась кукольная комедия.

Куклы на нитках представляли, а куклы без ниток и другие игрушки должны были смотреть и хлопать в ладоши. Те же, у кого не было ладоней, могли щёлкать и стучать чем попало.

Впрочем, один бойкий хлыстик наотрез отказался щёлкать, когда на сцену выходят старые, потрёпанные куклы, и сказал, что он щёлкает только молоденьким нарядным куколкам.

— Нет, по-моему, уж если хлопать, так всем, — заявил пистон.

«А мне бы только свой угол! — думала плевательница. — Лишь бы плевать в меня удобно было».

Одним словом, каждый рассуждал по-своему.

Комедия, если говорить по правде, не стоила и гроша ломаного, но актёры играли превосходно. Они показывались зрителям только лучшей своей стороной, потому что эта сторона была раскрашена. А нитки у них были такие длинные, что каждая кукла могла играть выдающуюся роль, или, как говорится, быть из ряда вон выходящей.

Зрители были очень растроганы. Кукла с подклеенной шеей до того размякла, что опять потеряла голову.

Даже свинья с деньгами и та чуть не прослезилась. Ей захотелось сделать что-нибудь хорошее, доброе, — например, упомянуть в своём завещании лучшего из актёров: пусть его похоронят рядом с ней, когда придёт пора…

Короче говоря, все были очень, очень довольны. На радостях даже отказались от чая — и хорошо сделали, потому что его не было. Вместо этого опять принялись болтать. Это называлось у них «играть в людей». Не то чтобы они передразнивали людей или насмехались над ними. Нет, они просто старались вести себя «по-людски»: каждый думал о себе да ещё о том, что скажет о нём свинья с деньгами.

А свинья, подумав о своём завещании, уже не могла больше думать ни о чём другом. «Когда придёт пора…» Ах, она всегда приходит нежданно-негаданно…

Хлоп! Неизвестно отчего, свинья вдруг свалилась со шкафа и разбилась вдребезги. Монеты и монетки раскатились во все стороны. Мелочь при этом крутилась волчком, а большие тяжёлые монеты неторопливо катились вдоль половиц. Дальше всех катилась одна. Ей очень наскучило лежать в темноте без движения и теперь хотелось постранствовать по белу свету — других посмотреть и себя показать. Что ж, так оно и случилось: все монеты и монетки разбрелись в разные стороны, кто куда.

А глиняные черепки от свиньи-копилки вымели вместе с мусором.

Но уже на другой день на верхушке шкафа появилась новая свинья-копилка. В брюхе у неё ещё не было ни одной монетки, и поэтому, сколько бы её ни трясли, она не могла брякнуть — совсем как та старая свинья, у которой брюхо было до отказа набито серебряными и медными деньгами. А на первых порах и этого вполне довольно.

Довольно и с вас, милые читатели. Сказке конец.

ередко случается, что рыбаки северной Норвегии, вернувшись с промысла домой, находят то прилипшие к рулю хлебные колосья, то ячменные зёрна в желудке у выловленной рыбы.

Тогда они знают, что их лодки проходили мимо чудесных островов, о которых поётся в старых дедовских песнях. Солнце светит там ярче, чем всюду, луга там зеленее, поля плодороднее, а рыба в море никогда не переводится: сколько ни закидывай сеть — всегда полна.

Но не всем дано увидеть эти острова. Только чистому сердцу и смелому душой в страшный час, когда яростные волны грозят гибелью, открываются эти таинственные земли. И счастлив тот, кто ступит на их приветливые, солнечные берега, — он спасён.

Предание рассказывает, что в море есть три таких острова.

Один остров называется Сандфлес. Он встаёт из морской глубины, недалеко от Гельголанда, и берега его славятся рыбой и дичью.

У другого острова нет названия. Словно нехотя поднимается он в водах Вестфьёрда. Его ровная поверхность так и остаётся под водой, и только тяжёлые налитые колосья колышутся над свинцовыми волнами.

Третий остров — самый большой — появляется недалеко от Рёста, южнее Лофотенских островов, и называется Ут-Рёст.

Жители этой благодатной земли не знают нужды.

По зелёным обширным пастбищам Ут-Рёста ходят тучные стада, поля золотятся ячменными колосьями, у причалов стоят суда с рыболовными снастями, всегда готовые выйти в плавание.

Старые рыбаки рассказывают, что им случалось видеть в море неведомые корабли, которые неслись им навстречу под всеми парусами.

Кажется, вот-вот корабль врежется в рыбачий баркас… Но в самую последнюю минуту корабль вдруг исчезал, словно облако, развеянное ветром.

— Это Ут-Рёст вышел на лов, — говорили старые рыбаки.

Много лет тому назад жил недалеко от Рёста бедный рыбак, по имени Маттиас.

Детей у него был полон дом, а добра всего-навсего — лодка и коза. Лодка была старая, вся в заплатах, а коза тощая и облезлая, потому что кормилась рыбьими хвостами да жалкой травкой, которую она сама собирала на прибрежных скалах.

Трудно жилось Маттиасу. Дети его частенько бегали голодные. Но он был не из тех, кто жалуется на судьбу и вешает голову, склоняясь перед неудачей.

— Ничего, нынче ветер встречный, завтра будет попутный, — любил приговаривать Маттиас, когда ему не везло. А не везло ему часто, гораздо чаще, чем везло.

И вот однажды вышел Маттиас в море на рыбную ловлю. Давно уже не было у него такого хорошего улова, как в этот раз.

Одну за другой вытаскивал он тяжёлые сети.

Лодка его чуть ли не до половины была полна рыбой, и он уже радовался, подсчитывая, сколько муки и сала купит он на деньги, вырученные от продажи рыбы.

Он был так занят своим делом, что не заметил, как чёрные тучи затянули небо. Вдруг стемнело, налетел ураган, и поднялась такая буря, какой Маттиас не видывал отроду.

Отяжелевшую от груза лодку так и бросало из стороны в сторону. В конце концов бедняге пришлось выбросить за борт весь улов, чтобы не пойти ко дну вместе со своим богатством…