Марсель Эме - Как запело дерево

Пьеро жаль своего неудачливого соперника. Он открывает ему дверь. Жалкий, поблекший Арлекин спешит к печке, откуда льются свет, тепло, чудесный аромат. До чего же хорошо у Пьеро!

Победа преобразила пекаря. Он прямо летает по пекарне, развеваются длинные рукава его балахона. Величественным жестом он распахивает дверцы печки. Трое друзей окунаются в поток золотистого света, тепла и аппетитного запаха свежего хлеба. Длинной деревянной лопатой Пьеро вынимает свое изделие из печки. Что это? Вернее, кто это? Булочка с золотистой корочкой, дымящаяся, хрустящая, — девушка, похожая на Коломбину, точно родная сестричка. Только не на плоскую Коломбину-Арлекину, нарисованную химическими красками на стене прачечной, а на Коломбину-Пьеретту, вылепленную пышной булочкой, со всем тем, чем наградила ее природа.

Рискуя обжечься, Коломбина подхватывает булочку обеими руками.

— Ах, какая же она красивая, какая ароматная! — восклицает Коломбина.

Пьеро с Арлекином не сводят с нее глаз. Она кладет булочку на стол. Ласково гладит аппетитную корочку. С наслаждением вдыхает аромат. И наконец откусывает золотистый бочок.

— До чего же вкусно! — кричит она. — Друзья мои, что же вы? Попробуйте скорее!

И вот все вместе они едят теплую, тающую во рту булочку. Они переглядываются. Они счастливы. Им очень хочется смеяться, но как посмеешься с набитым ртом?

Жила-была в одной далекой стране — не помню, как она называется, — девочка по имени Эрика. Она была тоненькая, светловолосая и очень красивая, а главное — веселая, и это ее еще больше красило. Папа и мама гордились дочкой, вся семья не могла на нее нарадоваться, а школьные подружки любили с ней петь веселые песенки. И все было бы прекрасно, лучше некуда, если бы страной в то время не правил угрюмый король.

Этот король — а звали его Леон Сорок Восьмой — был очень тощий и ужасно брюзгливый. Он никогда не смеялся, и его сморщенное желтое лицо напоминало увядший нарцисс, забытый в вазе. И еще он все время зевал. Едва проснувшись утром, он спрашивал своих камергеров:

— Какая погода на дворе?

Если камергеры отвечали, что светит солнце, король вздыхал:

— Ну вот! Опять весь день задыхаться от жары! Лучше бы я проспал до вечера.

Если камергеры говорили, что идет дождь, король ворчал:

— О боже! Как я ненавижу дождь! Это пасмурное небо нагоняет тоску. Лучше бы я сегодня не вставал.

А если камергеры докладывали, что погода неопределенная, король стонал:

— Больше всего на свете ненавижу неопределенность. Лучше уж снова лечь в постель.

Вот какой это был король. И все во дворце ему подражали. Придворные, чтобы угодить королю, ходили с постными лицами, даже если было весело на душе. Сама королева, чтобы не сердить мужа, все время выжимала из себя слезы и в конце концов стала похожа на фонтан в трауре.

А королевский сын был вылитый папаша. Это был тощий мальчик, с бледными впалыми щеками и худыми, как спички, ногами. Он вечно канючил: то ему шоколад слишком горячий, то суп слишком холодный, то солнце печет голову, то ветер треплет волосы.

Да что и говорить, невеселое было семейство у короля Леона.

Но люди в этой стране — не помню, как она называется, — жили не так уж плохо, вот только смеяться им приходилось украдкой: ведь если бы угрюмый король услышал, как они смеются, то немедленно посадил бы их всех в тюрьму — так ненавидел он всякое веселье. Поэтому жители этой страны — не помню, как она называется, — носили плащи с большими капюшонами, под которыми прятали свои веселые лица. А когда им хотелось посмеяться, они делали это тихо-тихо. С тех пор и говорят: «Смеяться исподтишка».

Школа, где училась наша Эрика, была расположена далеко от королевского дворца, поэтому ребята могли петь и веселиться — на переменах, конечно, — король их не слышал. А попав в центр города, туда, где возвышался дворец, малыши поступали так же, как их родители: опускали пониже капюшоны, чтобы спрятать улыбки.

Итак, все шло своим чередом: король никогда не выходил из дворца, где все стены по его приказу были выкрашены в самые темные цвета и украшены самыми мрачными картинами; а жители страны — не помню, как она называется, — задергивали шторы и запирали ставни, если им случалось веселиться, например, праздновать день рождения или Новый год.

А надо вам сказать, что наша Эрика была замечательной девочкой, но у нее был один недостаток: Эрика была беспечна, как воробышек. Она все забывала: книги, тетради, карандаши, резинки. А иногда — что было еще хуже — она забывала надеть плащ с капюшоном, когда шла за покупками в центр города. Ее бедная мама ужасно беспокоилась, видя, что плащ висит на вешалке, а Эрики нет дома: она-то знала, что, если ее девочке захочется посмеяться, она не преминет это сделать, а если услышит король… какой ужас!

Правда, стены дворца были толстые, окна всегда закрыты, да и смех Эрики вполне можно было принять за чириканье птички.

Поэтому до того самого дня, о котором я хочу вам рассказать, все шло благополучно, и наша Эрика всегда возвращалась домой с корзиночкой, в которой лежали яблоки или хлеб.

Но вот настал тот самый день, о котором я хочу вам рассказать. Это была среда. А по средам ребята в этой стране — не помню, как она называется, — не ходят в школу. Вот и наша Эрика в тот день могла делать все, что ей вздумается. Позавтракав, она попросила у мамы разрешения пойти в гости к своей подружке Мюриэль, которая жила по соседству.

— Иди, — ответила мама, — только не забудь надеть плащ.

— На улице тепло, — сказала Эрика, — зачем мне кутаться в плащ?

— Не капризничай, — рассердилась мама, — или ты наденешь плащ, или вообще никуда не пойдешь.

— Ладно, — вздохнула Эрика, — надену. До свидания, мамочка.

И вскоре наша Эрика уже звонила у дверей своей подружки Мюриэль: дзинь! дзинь!

Но ей никто не открыл. Эрика позвонила еще раз, и еще, и еще: дзинь, дзинь, дзинь, дзинь! Никто не отозвался. Мюриэль, наверно, ушла с мамой за покупками. Огорченная Эрика задумалась. Сначала она подумала, что надо бы вернуться домой, но домой ей идти не хотелось, и она решила, что если немного пройдется, то обязательно встретит Мюриэль и ее маму, которые не могли уйти далеко. К тому же был прекрасный весенний день, и девочке очень хотелось прогуляться. И вот, недолго думая, наша Эрика отправилась в путь. Как вы понимаете, она поступила нехорошо — ведь мама была уверена, что ее дочка в гостях у Мюриэль, но об этом Эрика и не подумала — ведь вы помните, что она была беспечна, как воробышек.

По обеим сторонам улицы стояли прехорошенькие домики с палисадниками, где цвели розы, маргаритки и колокольчики. А в домиках, за закрытыми окнами и задернутыми шторами скрывались уютные спальни, сияющие чистотой столовые и гостиные с мягкими креслами. Время от времени то к одному, то к другому окну прилипала детская мордочка, и тогда Эрика приветливо махала рукой. Она все шла и шла, глазея по сторонам, и поэтому не замечала, как надвигается на нее огромная мрачная тень королевского дворца. А когда Эрика заметила это, она была уже у самой двери дворца. Эту тяжелую дверь с черными бляхами, окованную железом, охраняла целая дюжина солдат.