Антоний Погорельский - Черная курица. Сказки

– Нет-нет, я не уйду от тебя! Диане жаль оставлять тебя одного, – говорила она. – Ты будешь скучать без меня, потому что я своими сказками, своей веселой болтовней и смехом заставила тебя забыть твое горе. Нет, я не уйду от тебя, я не хочу быть неблагодарной: ты дал мне приют в своем жилище, когда мне некуда было деться, ты спас меня от стужи и смерти. Нет-нет, я не оставлю тебя! Будь покоен, мой Друг!

Сердце Мишки забилось радостно и тепло.

Он понял, что не все в мире несправедливы и жестоки. И он еще крепче полюбил своего друга – маленькую фею за ее слова.

Все пошло по-старому, только Диана не выглядывала больше из медвежьей берлоги и поминутно затыкала свои маленькие ушки, чтобы не слышать трелей жаворонка, заливавшегося в лесу.

И вдруг однажды, когда медведь дремал на свежей моховой постели, а Диана, сидя около его уха, нашептывала ему свои прелестные сказки, в берлогу влетел хорошенький голубой мотылек. На спине мотылька сидела чудесная маленькая фея, как две капли воды похожая на Диану.

– Привет тебе! Привет тебе! – залепетала она, бросаясь в объятия Дианы, – наконец-то я нашла тебя, сестра! Я искала тебя по всему лесу, чтобы сказать тебе приятную новость. Завтра, в первое новолуние, мы, лесные феи, празднуем избрание нашей королевы. Каждая из нас расскажет, что видела интересного за эту зиму. И та, чей рассказ будет лучше всех, сделается нашей повелительницей. Я прилетела сюда известить тебя об этом, потому что лесная мышь сказала мне, что тебя можно найти в медвежьей берлоге. Смотри не забудь прилететь завтра на наше торжество.

И, прозвенев все это своим колокольчиком-голоском, фея-гостья снова умчалась на спине своего возницы – мотылька.

Мишка взглянул на Диану. Она лежала, вся съежившись, в самом дальнем углу берлоги. Ее широко раскрытые глаза выражали такую безысходную тоску, что медведь не выдержал и произнес глухим, убитым голосом:

– Ступай, Диана! Ступай обратно в твое майское царство зелени, песен и цветов! Ты появишься среди веселых маленьких фей, расскажешь им про дружбу и преданность сурового, одинокого медведя, и они выберут тебя своей королевой, потому что твоя сказка будет самой интересной из всех. Прощай, Диана, лети в свое царство! Феи должны быть свободны, должны жить и радоваться среди цветов, и не место им в темной и душной звериной берлоге.

И с этими словами он сиротливо поник своей косматой головой.

Диана встрепенулась. Ей было бесконечно жаль оставить доброго, славного Мишку, который успел привязаться к ней и которого она заставила забыть одиночество; но в то же время ее неудержимо тянуло в царство маленьких фей, зелени, цветов, в царство веселья и радости, из которого она явилась. Недолго колебалась маленькая розовая фея. Бросила она последний взгляд на медведя, кивнула ему хорошенькой головкой и, расправив блестящие крылышки, нежно прозвенела ему на ухо свой прощальный привет. А потом с болью в сердце, но с сознанием возвращенной свободы улетела, как быстрая птичка, из медвежьей берлоги.

Она примчалась с быстротой молнии на посеребренную лунным сиянием цветочную поляну как раз в ту минуту, когда под звуки соловьиной песни одна из фей, сидя на троне будущей королевы, закончила свою сказку.

Вокруг трона королевы, на чашечках ночных фиалок, сидели крошечные феи и аплодировали рассказчице.

– Ее сказка лучше всех остальных! – звенели они своими колокольчиками-голосами. – Прелестная рассказчица должна быть нашей королевой.

Но тут появилась Диана и, опустившись на цветок дикого левкоя, рассказала им правду-быль о том, как злой, страшный, угрюмый, дикий медведь стал добрым и кротким, с тех пор как в его берлоге появилась крошечная фея, и как он полюбил фею, как заботился о ней и как ему не хотелось расставаться с нею. А в заключение она рассказала и о том, как самой фее жаль было оставлять Мишку одного, с разбитым сердцем.

Эта сказка была так хороша, что даже соловей затих, прислушиваясь к красивому повествованию.

И маленькие эльфы плакали, слушая сказку Дианы, плакали, слушая сказку о разбитом медвежьем сердце.

И когда она кончила рассказывать, цветы и феи, соловьи и ночные бабочки аплодировали ей.

И все в один голос выбрали ее королевой.

Светляки зажглись в траве и осветили картину ночного майского праздника. Диану посадили на трон, и многочисленная свита воздушных маленьких фей старалась предупредить любое желание новой королевы.

Но королева смотрела на всех печально своими красивыми глазками.

Ей представлялась далекая, темная берлога, невзрачная постель из старых листьев и мха и одинокий, бедный, печальный медведь, думающий с тоскою о ней – королеве…

Широко раскинулись огромные палаты именитого боярина Коршуна… Богат и знатен боярин. Много у него всякого добра в больших укладках и ларцах напрятано. Много тканей, бархата, парчи, мехов, собольих да куньих, да камней самоцветных и зерен жемчужных схоронено под крышками тяжелых кованых сундуков. По всему дому, неслышно скользя, снуют челядинцы (слуги) боярина. Много их у него. И все-то они сыты, одеты и обуты. Для всех них много хлеба и всякой снеди в амбарах и кладовых боярских припасено.

Любит боярин вокруг себя видеть сытые, довольные, радостные лица. И чтобы довольны были своей жизнью слуги боярские, чтобы радостно улыбались и восхваляли они своего боярина честь честью, ничего для них Коршун не жалеет.

Кушайте, мол, сладко, пейте досыта!

Кушает вволю боярин, кушает и челядь его пироги подовые, масляные, всякую живность, кур да уток, пьет пиво да брагу, мед да вина заморские с боярского стола вдоволь, досыта.

А чтобы сытно кушать да вкусно пить боярину Коршуну, его семье и челяди, собирает боярин дань со своих мужиков, которых ему давно с вотчинами пожаловал батюшка-царь. Мужики до пота лица трудятся, хлебушка нажнут, обмолотят, смелют и боярину Коршуну шлют; и пряжи всякой посылают, и полотна.

И живет боярин трудами своих мужиков-работников, живет припеваючи.

Только однажды послал гонцов боярин по своим вотчинам и деревням, чтобы собрать с мужиков обычную дань, а гонцы встревоженные и взволнованные назад воротились.

– Ничего не привезли тебе, боярин! В твоих деревнях Чародей Голод поселился. Он там хозяйничает, – говорят ему. – Из-за него в этот раз ничего от мужиков твоих получить нам не пришлось.

Крут был нравом, вспыльчив боярин Коршун.

– Какой такой чародей, – кричит. – Какой такой Голод? Знать его не знаю, ведать его не ведаю! Чтобы было мне все по-прежнему: и мука, и полотно, и пряжа – все, чем мне мужики мои до сих пор челом били!

Испугались боярские гонцы хозяйского гнева. Стоят ни живы ни мертвы перед боярином. Дрожат, трясутся…