Вероника Батхен - Неужели я умру?

— Шаду, ты будешь ко мне приходить? — порвал нить моих мыслей светлый, потеплевший от радости мальчик.

— Даю честное слово друга, Ромаль!

Он без колебаний обнял меня, и казалось, что его маленькие руки способны охватить весь земной шар — столько доброты было в них.

Я уходил из приюта с победоносным чувством того, что совершил свой первый маленький подвиг. Я смог бескорыстно подарить частичку радости. Наверное, это и есть та самая частица Бога в нас, которая способна осчастливить. Меня охватило чувство окрыленности. Теперь я видел город, который застыл в предвкушении любви. Словно перед свиданием, он как следует привел себя в порядок, выпрямил осанку и стал как никогда привлекателен, всеми силами пытаясь понравиться. Солнце начинало свой путь ко сну, окрашивая небо в приятный лиловый цвет. Бушующая спешка растаяла, подарив столь необходимое спокойствие. В моей голове играла музыка, в воображении сияли мысли-картинки. Кто-то помогал мне собирать внутреннюю разбитость, наполняя опустошенность благодарностью.

Когда я добрался до мастерской месье Деданжа, на небе уже появился доблестный часовой, охраняющий миллиарды звезд. Я позволил себе еще немного насладиться мерцающим покровом таинственных светил. Переполненный впечатлениями, я спешил поделиться приключениями с маэстро. Когда я вошел, месье сидел в кресле, уставившись в ленивое пламя камина. Он встретил меня легкой улыбкой, уловив мое восторженное настроение:

— Я вижу, Шаду, день прошел на славу?

— Да, месье Деданж. Он был мимолетен, но столько впечатлений я за всю свою жизнь не испытывал! Все вокруг меня наполнилось яркими красками….

Вдруг я осознал, что забыл про некоторые поручения маэстро. Мне стало стыдно, и я покраснел.

— О нет, юноша, даже не вздумай переживать за те мелочи, о которых ты сейчас думаешь. Лучше поведай старику о своем путешествии.

Я рассказал о том, как прошел мой день, и в очередной раз поблагодарил месье за все. На что он ответил лишь скромным кивком. Затем я достал из кармана сломанный механизм детской надежды.

— Я пообещал моему новому другу, что найду способ починить этот компас. Вы сможете помочь мне?

— Это дело чести, Шаду. Я посмотрю, что можно сделать. Тебе пора отдыхать, юноша. Нужно набраться сил перед встречей с новым днем.

И действительно я почувствовал ватность в ногах и усталость в глазах. Затем пожелал доброй ночи и спустился к себе в комнату. Перед сном я внимательно разглядывал отверженные обрывки работ месье. Я видел в них свою прошлую скомканную жизнь. Все, чего я хотел, — это собрать воедино эти дребезги отчаяния. Сначала я рассортировал кусочки по цвету, а затем принялся склеивать таинственную мозаику. Приложив немного усилий, я увидел, что картинка стала проявляться. С каждым следующим шагом мне становилось страшнее до тех пор, пока я уже с трудом держался за сознание, узнав ее — женщину в белом. Ту, которая заставляет меня в приступе покидать сон, вскакивая от удушья в поисках оправдания нереальности происходящего. Стерву, озлобленную на людские вдохи и выдохи, которая останавливает сердца, не колеблясь ни перед младенцем, еще не понимающим, что живет, ни перед старцем, осознающим, что уже прожил…. Маэстро словно был наблюдателем моих кошмаров и запечатлел мучителя. Она ехидно улыбалась, испепеляя своим презирающим взглядом, который уничтожал остатки моего спокойствия.

— Она оскорблена. Ведь тебе удалось скрыться от ее объятий. С разбитым сердцем, облаченная в мантию ревности, она ждет возмездия.

— Мне страшно засыпать, Вестос…

— Ты сделал свой выбор, впустил в свое сердце жизнь и полюбил ее. А ведь мы боимся потерять любовь. И с каждым годом твой страх будет сильнее, Шаду. Все, что ты можешь, это принять его неизбежность и продолжать заботиться, понимать, оберегать самый бесценный дар. Жизнь — это проводник, ведущий к смерти.

— А смерть?

— Это тайна, которая предназначена только тебе. И я не в силах открывать завесу раньше срока.

— Спасибо, что в минуты душевной слабости ты со мной, Вестос…

Ответ не последовал. Мой гость исчез.

Как мне удалось уснуть, я не помню, но стоило это долгих усилий. За всю свою жизнь я не припомню, чтобы глаза так радовались началу нового дня, испуская кристальные капли. Моя «озлобленная гостья» не удосужилась навестить меня этой ночью. Утреннее чувство разбитости развеял компас на столе и записка от известного мне адресата:

«Доброе утро, Шаду.

Вчера я в очередной раз убедился в чистоте твоего сердца. Ты позволил себе увидеть жизнь глазами мальчика и понять его сложный, душевный мир. Шаду, ты протянул руку помощи, отвернувшись от безразличия и корысти. Я с радостью починил компас для юного искателя пути и настаиваю, чтобы ты в ближайшее время вернул его.

Хороших приключений.

Не так давно я верил, что проявление бескорыстной доброты присуще только святым и что в наше время любая благосклонность скрывает за собой эгоистичную цель. Люди намеренно действуют доброжелательно, чтобы использовать. Эта парадигма была рождена умом неудачника, который лепил ком из грязи своего нищенского подсознания. Он всем своим видом отпугивал искренних людей и довольно реалистично играл жертву, окруженную лицемерами. Театр становился все больше. Роль оттачивалась до безупречности, пока не превратилась в жизненное кредо. Но сейчас колесо моего мировоззрения начинает вращаться. Оно шепчет мне: «Тебе не место среди лжецов. Долгие годы тебе навязывали несуществующие болезни. Добрых людей больше, а злые просто не сознают морали, они заблудились, посочувствуй им. Многие покинут этот мир в бессознательности поступков. Мы сами выбираем, на что смотреть: на блудниц, кровоточащих похотью, или на красавиц, окруженных лучезарной скромностью».

Послание маэстро воодушевило, но я все же испытывал сжигающее чувство вины перед ним. Хотелось от всего сердца порадовать старика. Я взлетел с кровати и принялся подготавливать план действий на день.

Первым делом я решил купить весь необходимый инструментарий для Деданжа. Мне стоило больших усилий отыскать чахлый, истерзанный временем магазинчик, величаво именующий себя багетной мастерской «Палитра чувств». В названии, вероятно, присутствовала определенная доля сарказма. В действительности это был угрюмый подвал, покрытый пустыней из опилок, в котором ютились перепуганные крысы. Запах сырости и ацетона вызывал помутнение в голове. Откровенный бардак правил на импровизированной витрине. Спиной ко мне, в клубах пыли, добросовестно работал, по-видимому, хозяин лавки.

— Здравствуйте! Простите, что отвлекаю Вас…