Вероника Батхен - Королева роз

А потом наступила весна. В одночасье набухли ручьи, посветлело небо, бурый мох на террасе заиграл изумрудным бархатом. По утрам королеву будил птичий гомон, сад за окнами полнился жизнью, покрывала на ложе не успевали остынуть за ночь. И никто ее не тревожил — Камелот опустел. Король отправился на войну, рыцари последовали за ним, прихватив с собой соколов и собак. Можно было кормить голубей с подоконника спальни и смотреть, как текут облака, бродить между деревьев, слушать шорох растущей травы… Можно было молчать.

Незаметно отцвел апрель, теплый ветер прятался в занавесках, навевая мечты о лете. В первый день мая рыцарь Артура привез королеве письмо. Скупые строчки на желтом пергаменте: Лотиан усмирен, саксы повержены, все живы, я люблю тебя. Три раза кряду в конце письма «я люблю тебя». И подарок — большой рубин на цепочке черненого серебра. Если верить старинным книгам, красные, словно кровь, камни помогают зачать дитя.

Рыцарь, который доставил письмо, передал на словах: возвращения короля следует ожидать к июню. Артур здоров, светел духом, но безмерно тоскует по лучшей из женщин Англии. Рыцаря звали сэр Ланселот Озерный.

По просьбе Артура, он задержался в замке, дабы развлечь королеву соколиной охотой. Затея не удалась — вместо утки или фазана сокол снял голубку с гнезда. Королева рассердилась до слез. Она рыдала, припав щекой к желтой гриве коня, острые плечики вздрагивали, веки вспухли — так могла бы реветь девчонка, утопив в роднике кувшин.

Впервые в жизни доблестный Ланселот ощутил себя побежденным. Он мог добыть тысячу других птиц, но воскресить серый комок перьев под ногами коня было не в его власти. А королева все плакала. И, моля о прощении, робея отереть слезы грубыми пальцами, Ланселот понял, что отдаст все на свете, лишь бы Гвиневра утешилась.

Через много лет, в келье монастыря, вспоминая тот день, он поставил свечу за душу убитой птицы. А тогда, на закате, Ланселот пришел к дверям королевы и просил о беседе, как просят милостыню. Гвиневра же пригласила рыцаря на прогулку в сад, за ее покоями. Она любила бродить между яблонь и вишен и робких кустов шиповника, слушать шум ручейка и сидеть на камне — темном, выпуклом валуне у восточной стены ограды.

Там, в тени лепестков и веток, Ланселот преклонил колена. А королева в ответ лишь пожала плечами. Она бежала тепла — от рождения сердце Гвиневры было глухонемым. Она слышала птиц и цветы, но не знала, что сказать людям.

Посему, когда Ланселот попросил служение, дабы прославить имя своей госпожи, Гвиневра молвила: «Если ваши слова правдивы, а чувство истинно — помогите мне обрести любовь к мужу. Душа моя — снежинка, не знающая о солнце».

…Сэр Ланселот поклялся: коль в Британии есть святая реликвия, волшебство или снадобье, что могло бы помочь разбудить любовь в холодной душе — он найдет это средство и доставит в Камелот королеве. Гвиневра же, в знак рыцарского служения, сорвала цветок шиповника и дала своему паладину, как прочие дамы дарят шарфы или рукава платьев. Так говорит легенда…

…Не спалось. Диск луны поднялся над башней, бледный свет озарял покои. Теплый ветер, едва касаясь, шевелил ветхий полог постели. Пахло свежим дождем и ночными цветами, где-то в дальнем саду пел соловей. Ланселоту хотелось вскочить с постели и спуститься в прохладу мокрой травы, пробежать до реки, умыться ледяной, чистой водой и вернуться назад — босиком по земле, как в детстве. Нет… бродить между яблонь следом за милой, смотреть, как роса оседает на бархате платья, лунный свет отражается в ясных очах, а руки ее, играя, касаются нежных бутонов. Притронуться — будто бы невзначай — к пепельным волосам, захмелеть от запаха роз… Больше всех иных благовоний королева любила драгоценное масло из розовых лепестков, и волнительный аромат предупреждал о ее появлении вернее любого слуги.

В сотый раз Ланселот удивился — год смотреть на нее и не видеть. Совсем недавно, после боя у Корнуолла, поверженный рыцарь спросил: красива ли королева Британии. А он тогда не вспомнил ее черты.

Пронзительные глаза оттенка не стали, как у многих иных, но старого серебра. Брови разлетом крыл чайки. Бледные, будто припудренные мукой, пухлые губы. Родинка у виска. Прядь волос, отброшенная на шею — в разговоре Гвиневра крутила пальцами мягкий локон. Нежность ладони, робость острых грудей, грациозность оленьей походки. Ветка вереска на ветру. Беззащитное, преданное дитя. Сердце сжалось от жалости. Тело…

Ланселот вдавил в грудь ладанку с подарком Гвиневры. Острые колючки, пробившись сквозь холст, до крови оцарапали кожу. Что-то прошелестело за окнами — словно взмахнула крылами большая птица. Воспоминание бросило тень улыбки на лицо рыцаря. Он был способен понять королеву лучше многих иных.

Когда-то, в юности, Ланселот полагал себя неспособным к прекрасной любви. Благородные дамы и простолюдинки равно охотно дарили своей благосклонностью пригожего мальчика. Было бы ложью сказать, что они не встречали взаимности. Но ни разу за многие годы не случалось ему нарушать обеты, терять аппетит или сон, изнывать, ожидая свидания, или грустить в разлуке. Матери он не помнил, все остальные женщины казались одинаково милыми, непонятными и бессмысленными. Так он жил с безответным сердцем, пока однажды, на перекрестке не встретил даму в белых одеждах. Она искала защиты, и Ланселот согласился стать ее спутником на пути к неизвестной цели. Звали даму Элейна, королева Севера.

Дни и недели они ехали по лесам и болотам, холодным морским побережьям и вересковым пустошам. Ланселот следовал за Элейной, как верный пес. Он охотился для нее и поражал врагов и разгонял непутевую чернь на дорогах. Ночами стерег сон дамы и позволял себе лишь недолгий отдых после рассвета. Днем поддерживал под руку, помогая переправляться через ручьи и скалы. Дама же претерпевала все неудобства пути со стойкостью, достойной иных рыцарей. И была она столь прекрасна, сколь и немногословна — порой за день и десяток слов не покидал ее уст.

Наконец, им случилось добраться до некого озера. На дальнем его берегу возвышались в тумане холмы, зеленые и таинственные, у ближнего — качалась на волнах дивная лодка, запряженная лебедями. До сих пор не встречалось рыцарю такой чистой, прозрачной и радостной взгляду воды.

Завидев лодку, Элейна обрадовалась — путь ее завершался. Она спросила, чем может отблагодарить славного рыцаря? Ланселот же ответил, что не смеет принять награду, поскольку не совершил ничего, достойного благодарности. Что ж, — сказала Элейна, — дам тебе то, о чем не просил. И коснулась ладонью чела юноши.

В тот же миг пред взором Ланселота предстало их путешествие, но очами влюбленного. Драгоценный глоток дыхания, мимолетное переплетение пальцев, одежды, пахнущие жасмином, объятия под дождем — когда их застиг ливень, рыцарь укрыл даму своим плащом и не дал ей промокнуть… Влюбленный пал на колени, желая приникнуть губами к руке Элейны. Королева Севера улыбнулась ему, дотронулась до алчущих губ — и видение тотчас исчезло. Затем поцеловала рыцаря на прощание и повелела: