Редьярд Киплинг - Маугли

— Один шакал с низин слышал от своего брата и сказал мне, что на юге, в Калькутте, шакалы так же толсты, как выдры во время дождей, — заметил шакал, у которого потекли слюнки при одной мысли об этом.

— Да, но там живут белолицые англичане, они приводят с собою собак, больших, толстых собак, чтобы эти самые шакалы не толстели, — возразил Адъютант.

— Значит, они такие же жестокие люди, как здешние жители? Так и следовало думать. Ни земля, ни небо, ни вода не оказывают милости шакалу. После дождей я видел палатки белолицых, утащил из них новую жёлтую узду и съел её. Белолицые плохо выделывают кожу: я заболел.

— То ли ещё было со мной! — заметил Адъютант. — Когда мне шёл третий год, я, в те времена молодая и отважная птица, отправился вниз по реке, в то место, куда приходят большие лодки. Лодки англичан втрое больше селения Меггер Гаута.

— Он уверяет, будто был в Дели и будто там все ходят на головах, — пробормотал шакал.

Меггер открыл левый глаз и пристально взглянул на Адъютанта.

— Это правда, — убедительно произнесла большая птица. — Лгун лжёт только в надежде, что ему поверят. Не видавший этих лодок не в силах поверить мне.

— Вот это вероятнее, — заметил Меггер. — Ну, а дальше?

— Из этих лодок они вынимали какие-то большие белые куски, которые скоро превращались в воду. Некоторые раскололись и упали на берег; все остальные люди спрятали в дом с очень толстыми стенами. Один лодочник засмеялся, взял белый кусок величиной с небольшую собаку и бросил его в меня. Я… всё моё племя, глотаем без размышлений; по нашему обыкновению, я проглотил этот кусок и ощутил страшный холод. Он начался с желудка, проник во всё моё тело до кончиков пальцев, и я даже потерял голос; а лодочники хохотали надо мной. Никогда в жизни не испытывал я такого холода, и от изумления и печали заметался и запрыгал. Наконец мне стало легче; я перевёл дух, заплясал снова, жалуясь на коварство мира; лодочники же так хохотали, что попадали на землю. Не говоря уже об этом странном холоде, удивительней всего было то, что, когда я успокоился, мой желудок оказался совершенно пуст.

Адъютант постарался как можно лучше описать, что он испытал, проглотив семифунтовый кусок льда из Венгемского озера с американского корабля; это было в те дни, когда Калькутта ещё не изготовляла лёд искусственным образом, но марабу не знал, что такое лёд, Меггер и шакал знали и того меньше, а потому его рассказ произвёл мало впечатления.

— Всё возможно, — заметил Меггер, снова прищурив левый глаз. — Всё возможно, когда приходит лодка, которая втрое больше моего селения! Ведь Меггер Гаут — деревня не маленькая.

Послышался свист; по мосту пронёсся почтовый поезд в Дели; его вагоны ярко светились; их тени бежали по реке. Поезд со звоном исчез в темноте. Меггер и шакал так привыкли к железной дороге, что даже не повернули голов.

— А разве это не так же удивительно, как лодка, которая втрое больше деревни Меггер Гаута? — спросил марабу, глядя вверх.

— Дитя моё, я видел, как строили мост. Я видел, как камень ложился на камень и как мало-помалу воздвигались опоры. Иногда в воду падали люди (они необыкновенно твёрдо стояли на ногах, но всё-таки падали); и я всегда был тут как тут. Пока строили первую опору, рабочим не приходилось смотреть вниз по течению, отыскивая для сожжения тело упавшего. Опять-таки я избавлял их от липших хлопот. Уверяю тебя, в постройке моста не было ничего странного, — заметил Меггер.

— Но то, что бежит по этому мосту и везёт за собой телеги с крышами, — странно, — повторил Адъютант.

— Без всякого сомнения, телеги возят быки новой породы. Когда-нибудь бык не удержится там наверху и упадёт, как, бывало, падали люди. И старый Меггер опять будет тут как тут.

Шакал посмотрел на Адъютанта, Адъютант посмотрел на шакала. Эти двое были вполне уверены, что паровоз мог быть чем угодно, только не быком. Из-за рядов алоэ, окаймлявших железнодорожную линию, шакал часто наблюдал за проходящими поездами. Адъютант же познакомился с машинами, когда по Индии побежал первый паровоз. Но Меггер смотрел на поезда только снизу, и ему казалось, что медный купол на машине похож на горб быка (зебу).

— Н-да, это бык новой породы, — громко повторил Меггер, желая убедить самого себя, что он не ошибается.

— Конечно, — заметил шакал.

— С другой стороны, может быть… — раздражительно начал крокодил.

— Конечно, конечно, — забормотал шакал, не дожидаясь окончания фразы.

— Что? — сердито спросил Меггер, чувствуя, что его собеседники знают что-то не известное ему. — Чем же это может быть? Ведь я же не договорил. Ты сказал, что это бык…

— Это существо окажется тем, чем пожелает «покровитель бедных». Я его раб… Пойми, не раб той вещи, которая перебегает по мосту через реку, а твой…

— Что бы это ни было, «оно» — дело рук белолицых, — заметил Адъютант. — И что касается меня, я не стал бы проводить всё своё время на близкой к мосту мели.

— Вы не так хорошо знаете англичан, как я, — заметил Меггер. — Когда мост строили, здесь был белолицый; по вечерам он брал лодку, шаркал ногами по её дну и шептал: «Здесь он? Здесь он? Дайте мне моё ружьё». Я услышал голос англичанина раньше, чем увидел его. До меня доносились все звуки; скрипело ружьё; он его продувал и стучал им, двигаясь вверх и вниз по реке. Я подхватил одного из его рабочих и, таким образом, избавил людей от покупки дров для сожжения тела; а он прибежал на помост и громко закричал, что отыщет меня и освободит от меня реку. Это от меня-то, Меггера — Меггера Гаута! От меня! Дети, я час за часом, бывало, плыл под его лодкой, слышал, как он стреляет в брёвна; раз узнав, что он утомился, я поднялся рядом с ним и лязгнул челюстями ему в лицо. Мост построили, он уехал. Поверьте — все англичане охотятся таким образом, за исключением тех раз, когда они сами превращаются в дичь.

— Кто же охотится на белолицых? — с волнением провизжал шакал.

— Теперь никто, но в своё время я поохотился за ними.

— Я смутно помню об этой охоте; но в те времена я был ещё молод, — многозначительно стуча клювом, заметил Адъютант.

— Я отлично устроился здесь. В то время мою деревню только что отстроили в третий раз. Вдруг является мой двоюродный брат, Гавиаль, и начинает рассказывать о богатых водах выше Бенареса. Сначала я не хотел двигаться с места, так как мой двоюродный брат питается рыбой и не всегда может правильно сказать, что хорошо, что дурно; однако я также услышал, как мои поселяне разговаривали между собой, и их толки заставили меня решиться.

— А что они говорили? — спросил шакал.

— Их толки заставили меня, Меггера из Меггер Гаута, выйти из воды и пустить в дело свои ноги. Я двигался по ночам и пользовался маленькими ручьями, которые могли служить мне; однако начиналось жаркое время года, и потоки обмелели. Я пересекал пыльные дороги; я полз среди высокой травы; при лунном свете я поднимался на горы. Заметьте, дети, я взбирался даже на скалы! Я перешёл через окраину безводного Сиргинда раньше, чем мне удалось натолкнуться на сеть речек, которые текут по направлению к Гангу. В то время я отошёл на месяц пути от моих поселян и от хорошо знакомой мне реки. Это было удивительно!