Коллектив авторов - Русские народные сказки

В старые годы появился невдалеке от Киева страшный змей. Много народа из Киева потаскал в свою берлогу, потаскал и поел. Утащил змей и царскую дочь, но не съел ее, а крепко-накрепко запер в своей берлоге. Увязалась за царевной из дому маленькая собачонка. Как улетит змей на промысел, царевна напишет записочку к отцу, к матери, привяжет записочку собачонке на шею и пошлет ее домой. Собачонка записочку отнесет и ответ принесет.

Вот раз царь и царица пишут царевне: узнай-де от змея, кто его сильней. Стала царевна от змея допытываться и допыталась.

– Есть, – говорит змей, – в Киеве Никита Кожемяка – тот меня сильней.

Как ушел змей на промысел, царевна и написала к отцу, к матери записочку: есть-де в Киеве Никита Кожемяка, он один сильнее змея. Пошлите Никиту меня из неволи выручить.

Сыскал царь Никиту и сам с царицею пошел его просить выручить их дочку из тяжелой неволи. В ту пору мял Кожемяка разом двенадцать воловьих кож. Как увидел Никита царя – испугался: руки у Никиты задрожали, и разорвал он разом все двенадцать кож. Рассердился тут Никита, что его испугали и ему убытку наделали, и, сколько ни упрашивали его царь и царица пойти выручить царевну, не пошел.

Вот и придумал царь с царицей собрать пять тысяч малолетних сирот – осиротил их лютый змей, – и послали их просить Кожемяку освободить всю русскую землю от великой беды. Сжалился Кожемяка на сиротские слезы, сам прослезился. Взял он триста пудов пеньки, насмолил ее смолою, весь пенькою обмотался и пошел.

Подходит Никита к змеиной берлоге, а змей заперся, бревнами завалился и к нему не выходит.

– Выходи лучше на чистое поле, а не то я всю твою берлогу размечу! – сказал Кожемяка и стал уже бревна руками разбрасывать.

Видит змей беду неминучую, некуда ему от Никиты спрятаться, вышел в чистое поле.

Долго ли, коротко ли они билися, только Никита повалил змея на землю и хотел его душить. Стал тут змей молить Никиту:

– Не бей меня, Никитушка, до смерти! Сильнее нас с тобою никого на свете нет. Разделим весь свет поровну: ты будешь владеть в одной половине, а я – в другой.

– Хорошо, – сказал Никита. – Надо же прежде межу проложить, чтобы потом спору промеж нас не было.

Сделал Никита соху в триста пудов, запряг в нее змея и стал от Киева межу прокладывать, борозду пропахивать; глубиной та борозда в две сажени с четвертью. Провел Никита борозду от Киева до самого Черного моря и говорит змею:

– Землю мы разделили – теперь давай море делить, чтобы о воде промеж нас спору не вышло.

Стали воду делить – вогнал Никита змея в Черное море, да там его и утопил.

Сделавши святое дело, воротился Никита в Киев, стал опять кожи мять, не взял за свой труд ничего. Царевна же воротилась к отцу, к матери.

Борозда Никитина, говорят, и теперь кое-где по степи видна; стоит она валом сажени на две высотою: оставляют ее на память о Никите Кожемяке.

Жил на свете такой царь, Петром звали, а по прозвищу Великий.

В одно время поехал он на охоту зверье ловить. А Петр, надо сказать, в царскую одежду не любил рядиться, все больше простую носил.

Вот едет он лесом все далее и далее и заплутался. Пристигла его в лесу темная ночь.

А тут – еще беда! – напал на него медведь и растерзал его охотную собаку.

Опечалился царь Петр.

«Эх, – думает, – остался я теперь ни при чем!»

Ну и закружил Петр в темном лесу.

Всю ночь кружил, а лесу конца-краю нет.

Выехал Петр на маленькую полянку и вдруг видит: сидит на пеньке солдат.

«Ага, – думает Петр, – солдат-то мой!»

Петр одним только глазом глянул на его шинельку и уже знает, какого он полка.

А солдат этот в бегах был, в лесу прятался.

– Здравствуй, служивый, – говорит ему Петр.

– Здравствуй, не знаю, кто ты таков, – отвечает солдат.

– А я из царской свиты. Поехал с царем на охоту да и отстал, с дороги сбился. А ты откуда? Куда путь держишь?

– Тебе-то что за надобность, откуда я да куда? – говорит солдат.

– Да я по простоте спрашиваю, – говорит Петр. – Может, дорогу мне покажешь.

– А я сам с дороги сбился, – говорит солдат. – Домой на побывку ходил да и заплутался в этом лесу.

– Ну, пойдем, будем вместе дорогу искать, – говорит Петр. – Авось выберемся.

И отправились. Петр – на коне, а солдат – пеший.

– Тебя как звать-то? – спрашивает царь.

– Петром, – отвечает солдат. – А тебя?

– А меня Петрушей, – говорит царь.

– А по батюшке как? – спрашивает солдат.

– А по батюшке Алексеич, – отвечает царь.

– И меня Алексеич, – говорит солдат. – Значит, мы с тобой полные тезки.

– А ты откуда родом? – спрашивает царь.

– Оттуда-то.

– Ну и я тоже. Значит, мало что тезки, а еще и земляки. А что, земляк, – говорит ему царь Петр, – как тебе в полку служится?

– Служба-то ничего, – говорит солдат, – да полковник больно зол: чуть что не по нем – сейчас драться. Пуговицу вот потерял, так он меня за эту пуговицу му́кой замучил. Каждый день бил. Хоть плачь. Хоть беги.

– А ты, верно, и сбежал? – говорит царь.

Солдат и признался тут, что он бежавший.

– Да ты не робей, царь, может, и простит, – говорит Петр.

А потом спрашивает:

– А кто у вас полковник, кто ротный?

Солдат ему все толком и доложил: кто ротный, кто полковник.

– А как, служивый, у вас в полку пища? – спрашивает Петр. – Говядины по скольку варят? По уставу в котел кладут?

– Про устав одна слава идет, – говорит солдат, – а говядина мимо плывет.

Петр только головой покачал.

– А кашу крутую варят? – опять спрашивает.

– Какое там крутую? – говорит солдат. – Крупинка от крупинки за версту, на ложку и не поймать.

– Да, плохая ваша жизнь, – говорит Петр. – Я и сам сбежал бы от такой жизни!

Долго ли, мало ли плутали они по лесу и увидели преогромную сосну.

– Ну-ка, тезка, – говорит Петр солдату, – подержи моего коня, а я заберусь повыше, посмотрю, не видать ли где огонька.

Забрался Петр на самую вершину, поглядел туда-сюда: всюду тьма непроглядная, только в одной стороне, далеко-далеко, огонек светится, может, в деревне где или в избушке лесничего.

Слез Петр на землю, вскочил на коня и говорит:

– Садись, служивый, и ты, мой конь сильный, двоих увезет.

А солдат не соглашается.

– Нет, – говорит, – я уж лучше пешком.

Так и двинулись в путь, конный да пеший, два товарища.

Долго ли, коротко ли – выехали к огоньку.

Видят: стоит дом. Все окошки темные, а одно – наверху – светится.

Дом высоким забором обнесен, нигде ни входа ни выхода.

Постучались они. Стоят, ждут. Никто на стук не отвечает.

Солдат и руками и ногами в ворота колотит, а все равно никто на стук не выходит, никто не открывает. Только огонек в верхнем окошке погас.