Карл Сэндберг - Страна Рутамята

Сколько бы теперь ни дул ветер, какой бы ни шел снег, как бы буря ни швыряла им сосульки в лицо, они держались за длинные закрученные хвосты пяти бурых крыс, пока не пришли туда, где сейчас стоит Крем-Торт-таун. Бурые крысы спасли их и нашли место для нового городка. Потому-то и стоят на постаменте посреди главной площади пять бурых крыс с опущенными в снег носами и высоко поднятыми закрученными хвостами.

Такую вот историю рассказал мне дедушка. Он говорил, что это случилось давным-давно, куда раньше, чем снегири стали носить спадающие шляпки и манишки, куда раньше, чем они научились снимать свои спадающие шляпки и манишки».

«Неужели?» – воскликнул один дядюшка. «В самом деле?» – подхватили трое других.

«Если когда-нибудь, – добавила Блестящее Перышко, – покинув Печенка-с-луком-сити, перейдя реку Шампунь и проскакав много-много миль по бескрайней прерии, вы окажетесь в Крем-Торт-тауне, то найдете там девочку, которая ужасно любит своих дядюшек. Попросите ее вежливо, и она покажет вам красные туфельки с золотыми часиками, на одной туфельке спешащие часики, на другой – отстающие. Если вы попросите еще повежливее, она пойдет с вами на главную площадь и покажет вам постамент с пятью замечательными бурыми крысами, чьи длинные закрученные хвосты торчат вверх как ручки. Хвосты так длинны и так чудесно закручены, что вам обязательно захочется подпрыгнуть и ухватиться за них, чтобы посмотреть, что из этого получится».

Обычно слепой Нос-Картошкой играл на аккордеоне у почты на углу Главной улицы Печенка-с-луком-сити.

Эскимо-на-выбор подошел к нему и сказал: «Наверно твой аккордеон когда-то был из золота девяносто шестой пробы, да еще и с алмазами. В нем видно былое великолепие, но сейчас он совсем не такой».

«Да, да, он был весь позолоченный, – отвечал слепой Нос-Картошкой, – а по бокам – два алмазных кролика, с каждой стороны по одному».

«Какие-такие алмазные кролики?» – спросил Эскимо-на-выбор.

«С глазками и лапками, головками и хвостиками из алмазов, чудные кролики с алмазными мордочками, лежащими на алмазных лапках. Когда я играл так хорошо, что, слушая мою музыку, люди плакали, пальцами я чувствовал их алмазные мордочки на алмазных лапках и приговаривал: „Молодчина, братец кролик, молодчина, братец кролик“.

«Я слушаю тебя и не слышу, твой рассказ как сон. Теперь-то твой аккордеон выглядит, будто кто-то его украл, снес в ломбард, а потом выкупил, а еще кто-то снова украл, снова снес в ломбард, а потом выкупил, а еще кто-то снова украл. И так его крали и выкупали из ломбарда, пока не сошла вся позолота и он не стал совсем-совсем старым».

«Да-да-да, ты совершенно прав. Совсем не таким должен быть аккордеон. Он знает куда больше, чем должен знать, так же как и слепой Нос-Картошкой».

«Расскажи мне об этом», – попросил Эскимо-на-выбор.

«Все очень просто. Если слепец играет на улице так, что люди плачут и грустят, то когда они грустят и плачут, с аккордеона сходит позолота. Если слепец засыпает под свои сонные песни, монотонные, как ветер в сонной долине, то когда он засыпает, алмазный кролик теряет свои алмазы. Я играл сонную песню и засыпал, а проснувшись видел, что у кролика нет алмазного уха. Я играл другую сонную песню и засыпал, а проснувшись видел, что нет алмазного хвоста. Так постепенно исчезли оба алмазных кролика, исчезли даже их алмазные мордочки, лежащие на алмазных лапках прямо у клавиш аккордеона».

«Могу я чем-то тебе помочь?» – спросил Эскимо-на-выбор.

«Я сам себе помогаю, – ответил Нос-Картошкой. – Если мне грустно, я играю сонные песни ветра сонных долин, и они уносят меня туда, где у меня хватает времени и денег помечтать о новом чудесном аккордеоне и о такой почте, где каждый, кто получает письма, и каждый, кто их не получает, останавливается на углу и подает что-нибудь слепому Носу-Картошкой».

В пятницу утром, когда пеночка-теньковка высвистывала в ветках вяза тень-тень-тень, слепой Нос-Картошкой отправился на работу. А что он делал? Сидел на углу у почты в Печенка-с-луком-сити и играл на аккордеоне, что когда-то был позолоченным. Он играл, чтобы доставить удовольствие тем, кто приходил на почту посмотреть, нет ли для них писем.

«Добрый денек, счастливый денек, – сказал Нос-Картошкой. – Он начался с того, что я услышал, как на верхушке вяза в распускающихся ветках пеночка-теньковка высвистывает свое тень-тень-тень. Мне самому хочется послушать, сыграю ли я на аккордеоне это тень-тень-тень, и засвищет ли мой веселый аккордеон так, чтобы веселая песенка вырвалась из него как листочки из лопнувших почек».

И он уселся на стул. На рукаве пальто у него была надпись: «Я ТОЖЕ СЛЕПОЙ». К верхней пуговице пальто он подвесил маленький наперсток, к нижней пуговице – медную кружку, к средней – деревянную чашку. Сбоку от левого бока стояло цинковое корыто, а сбоку от правого бока – алюминиевая миска.

«Добрый денек, счастливый денек, уверен, сегодня Носу-Картошкой что-нибудь да подадут», – пропел он на манер коротенькой песенки, пробегая пальцами по клавишам с той же быстротой и радостью, с какой лопаются почки.

Тут к нему подошел Вопрошайка и как всегда начал задавать вопросы, потому что хотел все узнать. Вопросы и ответы так и сыпались, и Нос-Картошкой забивал ему голову всяческими объяснениями.

«Что же ты играл на клавишах аккордеона, то быстро, то медленно, то грустно, то весело?»

«Песенку, которую пеночки-теньковки-мамы поют, когда расстегивают своим малюткам зимние курточки:

Лети, моя пеночка,

Пой, моя теньковочка».

«А почему у тебя на верхней пуговице пальто маленький наперсток?»

«Это для гривенников. Человек положит пару гривенников, посмотрит и скажет: „Ну, вот, целый наперсток гривенников положил“.

«А медная кружка?»

«Ярые бейсболисты с десяти метров кидают в нее медную мелочь. Кто больше забросит мелочи в кружку, тот и выиграл».

«А деревянная чашка?»

«У нее в донышке дырка, дырка размером с донышко. Бросишь в нее мелочь, а она выпадает. Самые бедные подают мне и тут же получают свою монетку обратно».

«А алюминиевая миска и цинковое корыто – почему они стоят сбоку от каждого бока?»

«Иногда бывает, что кто-то, идя на почту или с почты, останавливается и высыпает все деньги, потому что ему кажется, что его деньги чем-то нехороши. Когда с человеком такое случается, нужно чтобы было, куда ссыпать деньги. Вот зачем тут стоят алюминиевая миска и цинковое корыто».

«Теперь объясни мне, что значит „Я ТОЖЕ СЛЕПОЙ?“

«Мне грустно объяснять тебе, Вопрошайка, к чему эта надпись. У людей, что идут мимо, на почту или с почты, глаза в порядке, но часто они ничего не видят. Они смотрят, куда идут, и приходят, куда хотят, но забывают, зачем пришли и как вернуться обратно. Они мои слепые братья, вот почему у меня на рукаве написано: „Я ТОЖЕ СЛЕПОЙ“.