Дмитрий Емец - Таня Гроттер и Исчезающий Этаж

Вот только, в отличие от своего клыкастого родственника, дядя Герман не был магом. И вообще не верил в волшебство. Вот бы он удивился, если бы узнал, что эти несколько месяцев Таня жила не на вокзале, а училась в настоящей школе для магов.

– Да, это она! Я же говорил: ударят морозы, и она притащится как миленькая! – услышала Таня ехидный голос дяди Германа. – Пипа, Пипа, иди сюда! Посмотри и ты тоже!

Догадавшись, что у глазка сейчас появится злорадствующая Пипа, Таня в профилактических целях высунула язык. Ей было хорошо известно, что дурневская дочка терпеть ее не может. Все раннее детство Тани было отравлено общением с Пипой. Сколько раз она обижала Таню, запирала на лоджии, ябедничала, устраивала пакости! За то время, что Таня была в школе магии Тибидохс, Пипа едва ли могла измениться к лучшему.

– Танька Гроттер! О нет! Только ее тут не хватало! Я так надеялась, что с ней что-нибудь случилось! Что ей кирпич на голову упал или ее в тюрьму посадили! – завопила Пипа, отрываясь от глазка.

– Пипочка, что ты говоришь? Так нельзя говорить. Мы должны жалеть бедную сироту. Она же не виновата, что у нее были никчемные родители и она сама точно такая же никчемная, – елейным голоском сказала тетя Нинель.

– Не-ет! Мам, пап, не открывайте! Давайте забаррикадируемся и не впустим ее! Пусть катится откуда пришла! – завизжала Пипа, повисая у своей мамаши на ноге.

– Успокойся, Пипочка! Нельзя ее не впускать. Об этом узнают журналисты и испортят твоему папе карьеру. Лучше потом мы потихоньку сплавим ее в интернат строгого режима для детей с уголовными наклонностями, – зашептала тетя Нинель.

– Почему потом, а не прямо сейчас? – закричала Пипа. – Если вы ее впустите, я уйду из дома! Это из-за нее я хожу лысая! И чаем меня тоже она ошпарила!.. Дайте ей коврик, и пусть ночует на лестнице! Ясно вам?

Однако тетя Нинель и дядя Герман решили иначе. Щелкнул замок, дверь распахнулась, и Таня оказалась лицом к лицу с Дурневыми. Впереди всех неприступным бастионом возвышалась тетя Нинель, похожая на бегемота в домашнем халате и мягких тапочках. В руках у нее клокотала такса. Чуть сбоку стоял дядя Герман, а из-за спины у него выглядывала Пипа.

Волосы, которых Пипа лишилась, попытавшись залить клеем волшебную книгу, успели слегка отрасти и теперь торчали коротким колючим ежиком. Зато прыщей у Пипы стало вчетверо больше. И еще Пипа была в пижаме. «Значит, у лопухоидов теперь ночь! Ой, я же сама видела, что ночь! Как же я сразу не сообразила? Перебудила их!» – спохватилась Таня.

Однако в данном случае это обстоятельство сыграло ей на руку.

– Ты знаешь, сколько времени? Почти три часа! – раздраженно сказала тетя Нинель. – Сегодня уже поздно, я завтра с тобой поговорю!

Дядя Герман пока молчал, однако его маленькие глазки злобно сверлили незнакомый кожаный чемодан и сверток с Черными Шторами. Таня догадалась, что сейчас Дурнев непременно поинтересуется, что это такое и где она взяла эти вещи.

– Дядя Герман, а как поживают ваши кролики? – спросила она, надеясь смягчить его. – Уже спят?

Ее вопрос – самый, казалось бы, невинный – заставил всех Дурневых посинеть от злости. Они терпеть не могли вспоминать об этом эпизоде в их жизни. О том, как дядя Герман, пытаясь дать Тане затрещину, попал рукой по магическому контрабасу. А волшебные инструменты не любят, когда с ними так обращаются. В результате дядя Герман возомнил себя кроликом Сюсюкалкой, завел в квартире целых сто ушастых собратьев и даже дал интервью по телевизору, заявив, что отказывается от политической карьеры, потому что обожает животных…

– Чтоб я больше не слышала о кроликах! Мы их отдали в зоопарк! Ясно тебе? Хищников тоже надо кормить, – злорадно произнесла тетя Нинель.

– Между прочим, папулю снова избрали депутатом! Избиратели почти единогласно проголосовали за него после того интервью… Папуля теперь жутко популярен! У него даже автографы берут! – добавила Пипа.

– Но ведь дядя Герман… Он и правда их любил! Он же сам был кроликом Сюсю… – удивилась Таня.

Дядя Герман затопал ногами. Так как он был очень тощий, то, чтобы топать громче, ему приходилось высоко подпрыгивать.

– НЕТ! Молчать! Никем я не был! Я Герман Дурнев – депутат! Глава самой доброй фракции и председатель самого гуманного комитета! Ясно тебе? – брызжа слюной, взревел он.

Он так позеленел, что Таня испугалась, что он ее ударит, и на всякий случай отодвинулась.

– Ясно, ясно. Вообще-то я уже иду спать… – сказала она, грустно подумав, что как кролик дядя Герман был куда симпатичнее.

Хоть дядя Герман едва ее не придушил, зато воспоминание о «морковно-капустном» периоде его жизни заставило самого доброго депутата забыть про подозрительный чемодан. Он сжал руками виски и, раскачиваясь как маятник, ушел в спальню. За ним, семеня короткими ножками, убежала Пипа. С Таней осталась только тетя Нинель.

– Сейчас зима, на лоджии холодно, поэтому ляжешь в большой комнате! И попробуй только шастать ночью по квартире – шкуру спущу! Свет не включать! Телевизор не трогать! – сказала она, глядя куда-то в стену над Таниной головой.

Тетя Нинель закрыла входную дверь на все замки, задвинула цепочку и удалилась вслед за дядей Германом.

«Добро пожаловать! Вот я и дома!» – грустно подумала Таня.

Забравшись на диван, она обхватила руками колени. Ей вспомнилось прощание с Баб-Ягуном и Ванькой Валялкиным. Расставаясь, они обменялись адресами. Будут ли они писать? Всего шесть часов назад она вылетела из Тибидохса, но уже теперь одиночество глодало ее как червь. Ей ужасно нужен был кто-то близкий и любящий, кому можно обо всем рассказать.

Она задвинула чемодан с привидениями под диван, положила сверток с Черными Шторами на кресло и легла, прижав к себе контрабас.

– Только ты у меня остался! Даже не знаю, сможем ли мы здесь с тобой летать? – всхлипывая, сказала она контрабасу.

Струны контрабаса печально загудели.

Потянулись тоскливейшие дни. Дурневы словно сговорились отравить Тане жизнь, сделать ее как можно невыносимее.

Пипа шпионила за ней целыми днями и чуть что мчалась ябедничать. Тетя Нинель донимала бесконечными придирками, а дядя Герман вообще ее не замечал, словно вместо Тани было пустое место. Он даже по имени к ней почти не обращался, а когда однажды в кухне Таня случайно села на его стул, дядя Герман брезгливо потребовал: «Уберите это отсюда! Это здесь не сидело!»

Зато когда к ним приходили журналисты, дядя Герман неузнаваемо преображался. Он заставлял Таню сесть рядом с собой, обнимал ее за плечи и говорил:

– Я ужасно рад, что она нашлась! Она мне как родная! Хотя, знаете, с этой девчонкой столько проблем. Мы с женой взяли ее из трудной семьи…