Туве Янссон - Волшебная зима

– Выходит, дело нешуточное! – пробормотала малышка Мю и ухмыльнулась в темноте.

Ее чутье подсказало ей, что где-то здесь – дорога в долину Муми-дален и к дому, где есть теплые одеяла, а может, даже и новый спальный мешок.

И она побежала между деревьями прямиком по берегу к дому.

Она была такая маленькая, что ее ножки совсем не оставляли следов на снегу.

Теперь все часы снова шли: Муми-тролль завел их во всем доме, чтобы не чувствовать себя таким одиноким. Но так как счет времени он утратил, то поставил часы на разное время – может, какое-нибудь и окажется правильным.

Иногда били часы, звенел будильник, и это утешало Муми-тролля. Но он не мог забыть самое ужасное – то, что солнце больше не желало всходить.

И правда, день за днем каждое утро брезжил какой-то серенький рассвет, который переходил мало-помалу в длинную зимнюю ночь.

А солнце так и не всходило. Оно где-то потерялось, может, унеслось в космос. В самом начале Муми-тролль отказался в это верить. Он долго ждал, не покажется ли солнце вновь.

Каждый день он спускался к морскому берегу и сидел в ожидании, повернув мордочку на восток. Но ничего так и не случалось. Тогда он шел домой, закрывал за собой слуховое окошко на чердаке и зажигал свечи, стоявшие длинным рядом на выступе изразцовой печи. Тот, кто обитал под кухонным столиком, по-прежнему не вылезал, чтобы поесть, а жил, по-видимому, собственной, ужасно таинственной и важной жизнью.

По льду ковыляла Морра, тоже занятая собственными мыслями, которые никто до сих пор так и не смог разгадать, а в шкафу купальни за купальными халатами затаилось что-то ужасно опасное. Ничего тут не поделаешь!

Неизвестно почему, но такое бывает в жизни, и ты перед этим беспомощен.

Муми-тролль отыскал на чердаке большую коробку с глянцевыми картинками и, восхищенный по-летнему яркими красками, принялся мечтательно их разглядывать. Там было все: и цветы, и восходы солнца, и маленькие автомобильчики со светлыми и яркими колесиками. Блестящие мирные картинки напоминали ему о том прекрасном мире, который он утратил.

Сначала он разложил картинки на полу гостиной, а потом догадался расклеить их по стенам. Он клеил медленно и тщательно, чтобы картинки подольше держались; самые же красивые он наклеил над кроватью своей спящей мамы.

Муми-тролль клеил и клеил картинки, пока не добрался до зеркала; и тут он вдруг увидел, что большой серебряный поднос исчез. Он всегда висел справа от зеркала на ленте, вышитой красным крестиком.

Муми-тролль очень разволновался, потому что мама любила этот поднос. Поднос был семейной драгоценностью, которой никогда не пользовались, и единственной вещью в доме, которую начищали к празднику летнего солнцестояния. Осталась только лента да темный овал на обоях.

Огорченный, Муми-тролль стал расхаживать по дому и искать поднос. Его нигде не было, зато он обнаружил, что исчезла уйма других вещей – подушек, одеял и кастрюль; исчезли мука и сахар. Исчезла даже грелка с вышитой на ней розой, грелка, которую обычно надевали на кофейник.

Муми-тролль принял близко к сердцу все эти пропажи, потому что чувствовал себя в ответе перед всем спящим семейством. Сначала он заподозрил в краже того, кто жил под кухонным столиком. Заподозрил было и Морру, и того, кто прятался в шкафу купальни. А вообще-то это мог быть кто угодно: зима была полна удивительных существ, таинственных и странных.

«Надо спросить Туу-тикки, – подумал Муми-тролль. – Правда, я хотел наказать солнце и не выходить из дома, пока оно не вернется. Но тут дело поважнее».

Выйдя из дома, Муми-тролль увидел перед самой верандой в сероватой полумгле незнакомую белую лошадь. Она смотрела на него своими блестящими глазами. Муми-тролль осторожно поздоровался. Однако лошадь не шевельнулась.

И тут он увидел, что лошадь сделана из снега. Вместо хвоста у нее была метелка, из тех, что лежали в дровяном сарае, а вместо глаз – маленькие зеркальца. В зеркальных глазах Снежной лошади Муми-тролль увидел самого себя, и это испугало его. Тогда он, сделав крюк, обошел ее и быстро засеменил вниз к голым кустам жасмина.

«Если бы хоть здесь оказался кто-нибудь, знакомый мне с прежних времен, – думал Муми-тролль. – Кто-нибудь вовсе не таинственный, а совсем обыкновенный, который тоже проснулся и не узнал самого себя. Тогда можно было бы сказать: „Привет! Какой ужасный холод! И до чего глупый этот снег! А ты видел, какими стали кусты жасмина?! А помнишь летом…“ Или что-нибудь в этом роде!»

Туу-тикки сидела на перилах моста и пела:

Потом шел совершенно непонятный припев.

– Ты о чем это поешь? – грустно спросил Муми-тролль.

– О том, что вечером мы лошадь обольем водой из реки. Тогда ночью она замерзнет и станет ледяной. А когда явится великая стужа, лошадь умчится галопом и никогда не вернется.

Немного помолчав, Муми-тролль сказал:

– Кто-то уносит вещи из папиного дома.

– Так это же здорово, – весело сказала Туу-тикки. – Тебя и так окружает слишком много вещей. И тех, о которых ты вспоминаешь, и тех, о которых ты только мечтаешь.

И тут Туу-тикки запела новую песню.

Муми-тролль резко отвернулся.

«Она меня не понимает», – думал он, уходя.

За его спиной по-прежнему звучала ликующая песня.

– Пой, пой, – пробормотал, всхлипывая, Муми-тролль. – Пой о своей противной зиме с черными льдинами и злыми лошадьми из снега и всем этим чудным народцем, который никогда не показывается, а только прячется!

Тяжело ступая, он двинулся дальше вниз по склону; он сердито пинал снег, и слезы замерзали на его мордочке. Внезапно он запел собственную песенку. Он кричал, он горланил изо всех сил, чтобы Туу-тикки услыхала его и разозлилась. Муми-тролль запел свою злую песенку: