Мари-Катрин д’Онуа - Кабинет фей

акончив читать сказку, приор взглянул на Ла Дандинардьера. Тот лежал без движения, с закрытыми глазами. Тогда приор подошел к нему и прокричал что есть мочи:

— Друг мой, вы на этом свете или на том?

Бедняга открыл глаза, пристально на него посмотрел и сказал:

— Я был так заворожен Белой Кошкой, что мне показалось, будто я на ее свадьбе или после ее приезда подбираю с земли алмазные гвозди и изумрудные подковы ее лошадей.

— Вам, стало быть, нравятся такого рода выдумки? — спросил приор.

— И вовсе это не выдумки, — возразил Ла Дандинардьер, — все это было когда-то и случится снова, опять войдет в моду. Ха! Будь я из того времени или будь сейчас то время, уж я бы сколотил себе хорошенькое состояние.

— Несомненно, — продолжил приор, — и женились бы на какой-нибудь фее.

— Не знаю, — ответил коротыш, — очень они уродливые. Уж если жениться, так чтобы сердцу было приятно.

— Это значит, — перебил приор, — что вам нужна невеста достойная, красивая, добродетельная и умная, и вы охотно простите ей ее бедность, будучи уверены в невозможности сочетания стольких качеств одновременно. Что ж, воздаю вам должное, отныне я стану вашим хвалителем.

— Вы меня неправильно поняли, — воскликнул Ла Дандинардьер. — Я хотел сказать, что та, на которой я женюсь, должна обладать всеми качествами внешности и ума, какие вы изволили перечислить, однако помимо этого она должна быть богатой, и во времена фей я бы изыскал способ жениться на королеве. Получается, не было ничего легче: всё решалось троекратным произнесением волшебных слов и взмахом волшебной палочки — какими-то пустяками. Не то, что теперь, когда нужно работать не покладая рук, притом часто безуспешно: О tempora, о mores! [314]Что скажете, господин приор, — продолжал наш мещанин, — не так уж плоха эта латынь.

— Мое восхищение вами, — сказал приор, — не уступает вашему восхищению Белой Кошкой. Вы великолепны, в общении с вами всегда можно расширить границы познаний.

Наш герой был невероятно рад таким хвалебным речам в свой адрес, однако ему хотелось заслужить высшей похвалы, поэтому он тоже решил сочинить сказку. Он взмолился, чтобы приор дал знать Алену обо всем, что произошло, и велел ему незамедлительно явиться сюда. Горячо поблагодарив приора за любезность, которую тот оказал столь длительным чтением, Ла Дандинардьер притворился, что засыпает, дабы помечтать в одиночестве.

Он, и правда, стал мечтать, но все больше о Виржинии, нежели о феях.

— Какой возвышенный ум! — восклицал он. — Она выросла в провинции на берегу моря, таланта у нее должно быть не больше, чем у рыбы или устрицы, однако же она не уступает знаменитым авторам. У меня хороший вкус, а значит, если мне что-то нравится, то это превосходно. Мне нравится Белая Кошка, посему Белая Кошка превосходна, и я буду отстаивать сие мнение перед всем родом людским. Я вооружу своего слугу Алена с головы до ног, и он будет биться за меня, он будет держать оборону.

Его речи отчетливо отзывались в передней, производя больше шума, чем могла создать дюжина человек.

Об этом доложили барону де Сен-Тома, который перепугался, что падение с лошади вызвало у его подопечного горячечный бред. Он послушал Ла Дандинардьера и весьма удивился бессмыслице, которую тот нес. Явился Ален. Барон не позволил ему зайти к господину из страха, что поднимется еще больший шум, а чтобы слуга не волновался, ему велели прийти на следующий день. Всю ночь Ла Дандинардьер метался, снедаемый желанием начать сказку, не в силах уснуть и переживая, что рядом нет секретаря, который все бы записывал. Ни свет ни заря он попросил отправить какого-нибудь крестьянина к нему в замок, ибо во что бы то ни стало хотел видеть своего слугу. Барона разбудили, чтобы сообщить о нетерпении гостя, и он незамедлительно послал за верным Аленом.

Увидев слугу, Ла Дандинардьер пару раз подпрыгнул в кровати и протянул руки.

— Иди сюда, Ален, — воскликнул он, — иди сюда, мой друг. Хочу рассказать тебе удивительные вещи.

— Разрешите, — сказал Ален (он растрогался, увидев перевязанную голову господина), — разрешите спросить: как ваше здоровье? Мне кажется, сейчас это самое важное.

— Я мог бы чувствовать себя лучше, — отвечал Ла Дандинардьер, — но, увы! Истинная боль моя не в голове — я влюблен, Ален, и это самый ловкий выстрел Купидона, с тех пор как он пускает стрелы.

Ален ничего не ответил, он знал Купидона не лучше, чем Коран. Хотелось ему сказать что-нибудь приятное, но он побоялся сморозить очередную глупость.

— Ты ничего не говоришь? — спросил Ла Дандинардьер.

— Нет, господин, я слушаю, — ответил Ален.

— Послушай же тогда, что со мной произошло: я вручил свою свободу юной принцессе.

— И сколько она вам за нее заплатила? — перебил Ален.

— Вот дуралей! — вскричал Ла Дандинардьер. — Что это тебе, платье или украшение, что ли?

— Не знаю я, что и думать-то, — вздохнул Ален. — Вы со мной говорите такими словами, которых я раньше не слыхивал. Ну, где вы нашли принцессу в этих краях, если только после какого-нибудь кораблекрушения море не выбросило ее на берег?

— Ты здраво рассуждаешь, — заметил наш мещанин, — сия местность не изобилует принцессами, но та, что покорила мое сердце, достойна называться таковою, и, по мне, это все равно, как если бы она ею была. Ее зовут Виржиния, это древнеримское имя. За одно только это имя я уже люблю Виржинию.

Ален стоял с открытым ртом и хлопал глазами, дивясь учености своего господина. Он почтительно молчал, что позволяло раненому говорить без умолку. Однако, поняв наконец, что разговоры отвлекают его от сказки, которую он был решительно настроен написать, Ла Дандинардьер велел Алену возвратиться домой, погрузить все его книги на несколько телег и привезти их сюда.

— Так вы здесь будете жить? — с грустью спросил Ален.

— Нет, друг мой, — ответил наш больной, — я останусь здесь до тех пор, пока не оправлюсь от ран. Но я задумал написать великий труд, и мне нужно просмотреть книги лучших писателей. Беги, да поскорей, и смотри не задерживайся.

Выходя, Ален столкнулся с бароном, виконтом и приором. Он поспешно проскочил мимо, не глядя на них, и выбежал из дома. Барон, однако, несколько раз окликнул его, и слуга был вынужден вернуться.