Мари-Катрин д’Онуа - Кабинет фей

Ему стало чуть легче, ведь смерть — самое страшное из всех несчастий, а теперь он еще мог надеяться вновь увидеться с возлюбленной. Но где искать ее? Никто не знал ни торговцев, что ее купили, ни куда отплыло их судно. Трудности были велики — но истинная любовь преодолевает все на свете, и потому принц предпочел погибнуть в поисках похитителей возлюбленной, чем жить без нее.

Осыпав мать упреками в беспощадной жестокости и напророчив, что время покаяния в злодействах для нее еще впереди, он добавил, что уедет навсегда — ибо королева, решив умертвить одну, погубила обоих. Тогда, в слезах бросившись сыну на шею, она принялась заклинать его преклонными годами отца и своей любовью не покидать их; лишась его, они скоро умрут, ведь без него королевство захватят враги — владыки соседних земель. Принц выслушал холодно и почтительно, думая лишь о том, как была жестока королева с Констанцией; не будь этого, не напало бы на них ни одно королевство на свете. И он с неожиданной твердостью подтвердил решение уехать на следующий день.

Понапрасну уговаривал его остаться и король. Принц провел ночь в хлопотах, отдавая распоряжения Миртэну, поручив его же заботам и верного Хитрована; с собою взял он множество драгоценных камней, а оставшиеся поручил беречь ему же, строго наказав хранить все в тайне: так ему хотелось, чтобы мать испытала все муки тревоги.

День еще не забрезжил, а нетерпеливый Констанцио уже вскочил на коня, отдав себя в руки судьбы и моля ее быть благосклонной и помочь отыскать возлюбленную. Зная лишь одно, — что ее увезли на корабле, — он решил в ее поисках и сам сесть на какое-нибудь судно. Долго ли, коротко ли, но прискакал принц в самый большой порт, где, без слуг и никому не известный, порасспросил о том, где самый далекий край земли, и обо всех побережьях, лагунах и портах, где останавливаются отплывавшие отсюда корабли. Разузнав, что нужно, он взошел на борт; он думал: уж его-то любовь столь сильна и чиста, что ей не может не сопутствовать удача.

Когда корабль проходил мимо каких-нибудь земель, принц в шлюпке доплывал до берега и, сойдя, кричал:

— Где же вы, где, о прекрасная Констанция? Тщетно я ищу и зову вас. Долго ли нам еще быть в разлуке?

Ветры разносили его стенания, а ему оставалось лишь возвращаться на судно с тяжелым сердцем и глазами, полными слез.

Однажды вечером корабль бросил якорь за высокой скалой, а принц, как обычно, поплыл на берег. Это были места совсем дикие, к тому же наступила темная ночь; никто не захотел пойти с принцем из страха погибнуть здесь. Он же, отнюдь не дороживший жизнью, смело пошел вперед, спотыкаясь и падая во тьме, но поднимаясь и продолжая идти. Наконец он увидел яркий свет; ему показалось, что неподалеку горит костер. Подходя ближе, он все отчетливей слышал звук, похожий на удары молотов. Ничуть не испугавшись, он ускорил шаг и вскоре увидел кузницу прямо под открытым небом, горн в которой был растоплен до такого жара, будто сияло солнце. Тридцать одноглазых великанов-циклопов ковали здесь оружие.

— Если вы, окруженные огнем и железом, хоть немного способны и к состраданию, — молвил, подойдя к ним, Констанцио, — ответьте же мне, не сходила ли в этих краях на берег прекрасная Констанция, пленница работорговцев, и где мне теперь найти ее; за одно только слово я отдам вам все, что у меня есть.

Едва он окончил свою речь, как стук, прекратившийся было с его появлением, возобновился с новой силой.

— Увы! — воскликнул принц. — Вас не трогает мое горе, жестокосердные! Мне нечего ждать от вас помощи.

Он уже повернулся, чтобы уйти, как вдруг услышал нежную мелодию и повернулся взглянуть на горн, — и увидел прекрасного ребенка, светившегося ярче того пламени, из коего он и появился. Подивившись его красоте, он заметил у него на боку лук и стрелы, а на глазах — повязку, и уже не сомневался более, что перед ним сам Купидон. Мальчик же, — а это и в самом деле был Купидон, — воскликнул:

— Постой, Констанцио, огонь в твоем сердце столь чист, что я не могу отказать тебе в помощи. Меня зовут Амур-Добродетельная Любовь, и это я пустил ту стрелу, что зажгла в тебе любовь к Констанции; я же защищаю ее от великана, который ее преследует. Фея Владычица — мой близкий друг, мы вместе бережем принцессу для тебя; однако, прежде чем ты узнаешь, где она, я должен испытать твою любовь.

— Приказывай, Амур, — вскрикнул тут принц, — приказывай, что пожелаешь! Я все выполню, ни от чего не откажусь!

— Вот пламя; прыгни в самую средину его, — ответил мальчик, — и если твоя любовь неискренна и непостоянна, ты сгоришь.

— Мне нечего бояться!

Едва сказав это, Констанцио бросился в огонь. Он потерял сознание и более не понимал, кто он и где находится.

Тридцать часов прошло, прежде чем он пришел в себя и увидел, что обернулся самым прекрасным голубем на свете, и теперь не в страшном горне, а в гнезде, свитом из роз, жасмина и жимолости. Изумлению его не было предела: мохноногий, с разноцветными перьями и горящими глазами, он рассматривал свое отражение в водной глади ручья и уже хотел было громко посетовать на судьбу, но обнаружил, что потерял дар речи, хотя разум был оставлен ему.

Превращение это явилось вершиной всех бед несчастного принца.

«Ах, коварная Любовь, вероломный Амур, — думал он, — вот как вознаградил ты преданнейшего из влюбленных! Что ж — значит, нужно быть ветреным и переменчивым, чтобы снискать твою милость? Много я повидал таких, кого ты увенчал, — зачем же заставляешь ты так страдать тех, кто воистину верен: ибо чего теперь ожидать мне в таком необычном обличье? Если б мог я, голубь, изъясняться столь же красиво, как Синяя птица [334], сказку о которой я любил с детства, — я взмыл бы под самое небо и отправился в дальние края искать возлюбленную. Я спрашивал бы о ней у всех встречных и непременно нашел бы. Но я даже не волен произнести ее имя. Все, что мне осталось, — броситься в пропасть и умереть».

Погруженный в такие печальные думы, он прилетел на вершину горы и хотел кинуться вниз, но крылья держали его вопреки его воле. Он подивился, ибо ранее не бывал голубем и не знал, на что способны перья. Тогда он решил вырвать их все до единого и принялся безжалостно себя ощипывать.

Оставшись без единого перышка, он хотел было вновь броситься со скалы, как вдруг увидел двух совсем юных девушек. Одна говорила другой:

— Что с этим бедным голубем? Быть может, он вырвался из острых когтей хищной птицы или из пасти ласки?

— Что с ним случилось, про то я не знаю, — ответила младшая, — но его дальнейшая судьба мне доподлинно известна.

И, бросившись к безобидной птице, она попыталась схватить ее рукой.

— Он составит компанию, — продолжала она, — своим пятерым сородичам, которых я хочу запечь в пирог для феи Владычицы.