Крис Ридделл - Юная леди Гот и грозовые псы

Видневшиеся вдалеке изящные античные очертания павильона «Печальные руины» казались смягчены и размазаны этой белой пеленой, а пруд позолоченных карпов, напротив, застыл неподвижно, скованный льдом. Олений парк был полностью засыпан, а венецианская терраса и переукрашенный фонтан словно бы исчезли. Ада прижалась носом к стеклу и зачарованно смотрела, как могущая зима ведет наступление на ее дом. Зрелище было просто волшебное, и Ада готова была любоваться им до ночи… если бы через несколько минут одна из обезьянок не возвратилась. Завидев Аду, она вежливо сдернула с головы свою турецкую шапочку-феску. Затем вскарабкалась по лестнице, выбрала книгу о шифровании и была такова. На сей раз Ада последовала за ней. Они миновали несколько гостиных…

Ада подобрала журнал, который обезьянка случайно смахнула с кофейного столика.

– Так вы уже видели объявление, барышня? – продребезжал голосок, сухой и пыльный, как мел в классной комнате. Ада повернулась и увидела Мальзельо, возвышавшегося в противоположном дверном проеме. Рядом с ним с поводков рвались два огромных белых пуделя – черный и белый.

– Ваш батюшка соблаговолил объявить о проведении литературно-собачьей выставки после того, как я рассказал ему, сколь далеко Бель и Себастиан продвинулись в своей натаске…

Комнатный егерь (он же – садовый дворецкий) улыбнулся, его длинное серое лицо рассыпалось тысячью морщинок, а губы раздвинулись, обнажая целую россыпь похожих на могильные плиты зубов чайного цвета. Он пригладил пышнейшие помпоны на голове каждого из пуделей. Ада сильно недолюбливала Мальзельо. Его привычка подкрадываться незаметно, подслушивать сквозь двери и подсматривать в замочные скважины заставляла ее содрогаться при каждой встрече. Но с тех пор как лорд Гот передал ему на попечение пуделей, Мальзельо полностью изменился. Он по-прежнему выглядел довольно странно, но теперь он часто улыбался и даже порой насвистывал какую-то простенькую мелодию, обходя дом с собачками.

Ада пробежала взглядом колонку объявлений на первой полосе.

– Литературно-собачья выставка?!

– Восхитительно, не правда ли?

Мальзельо даже взвизгнул от восторга. Потом дернул за поводки.

– Вперед, мои хорошие! Еще куча дел.

Комнатный егерь (он же – садовый дворецкий) проследовал в сторону входа в Безвинные погреба Грянул-Гром-Холла, где для пуделей поставили конурки.

Ада подбежала к той двери, через которую прошмыгнула обезьянка (это была дверь в китайскую гостиную), и постучалась в нее.

– Войдите, – раздался недовольный голос.

Чаарльз Брюквидж сидел за огромным столом посреди китайской гостиной. На столешнице громоздились книги из библиотеки, а пол был усыпан листами с какими-то формулами, выведенными зелеными чернилами. У дальней стены комнаты, занимая ее всю целиком, возвышалась чрезвычайно сложная на вид машина, из которой торчало множество шестеренок, звездочек и рукояток. Это и была вычислительная машина Чарльза Брюквиджа, которую тот мастерил для лорда Гота. Изобретатель называл ее «Звездчатым разумом» – и работал над ней уже так долго, что, как подозревала Ада, ее отец забыл уже и о само́й машине, и о ее создателе. Грянул-Гром-Холл был чрезвычайно вместителен, и в него постоянно прибывали гости, приглашенные по тому или иному поводу: расписать потолок, разбить сады или встроить новейшую кухонную технику. Обычно они оставались на несколько дней или, самое большее, на одну-две недели.

Но Чарльз Брюквидж пребывал в Грянул-Гром-Холле намного, намного дольше. Не то чтобы Аду это как-то беспокоило. Совсем наоборот: чем дольше он оставался, тем дольше Ада могла общаться с его дочерью Эмили, своей любимой подругой и к тому же – чрезвычайно одаренным акварелистом. Сейчас Эмили и ее брат Уильям отсутствовали, потому что их отослали в школу, но Ада ждала их на каникулы.

– А-а-а, мисс Гот, как я рад вас видеть, – провозгласил доктор Брюквидж, не отрывая взгляда от листка бумаги, на котором лихорадочно писал. Потом отъехал к другому концу стола, и Ада увидела, что колесики его кресла заводятся, как часы на пружине. Резко затормозив, он потянулся и снял верхнюю книгу с опасно накренившейся стопки.

– Известно ли вам, сколько разбитых окон на фабриках Манчестера? – спросил он, перелистывая страницы.

– Боюсь, что нет, – ответила девочка.

– Очень много! – провозгласил доктор Брюквидж, захлопывая книгу.

С этими словами он откатился на кресле обратно, смахнув по пути на пол листы бумаги.

– А что касается мальчишек, катающих обручи по улицам, – прошипел он, – знайте, что это нарушение общественного порядка самого злостного свойства!

– Вот как? – ответила Ада, озираясь по сторонам в поисках обезьянок.

За исключением письменного стола и полуразобранной машины, никакой другой мебели в китайской гостиной не было. Запретный столик, диваны с ивовым рисунком и великий китайский трельяж (буфет для красивой посуды) перенесли на хранение в заброшенное крыло. Так называлась задняя часть Грянул-Гром-Холла, которую Ада очень любила. В многочисленные комнаты заброшенного крыла стаскивали самые разнообразные вещи… и забывали о них.

– Катание обручей в общественных местах подлежит строжайшему запрету! – Доктор Брюквидж вскочил с кресла и принялся шарить под столом. – Я предлагаю исключительно простое решение.

Он вынырнул из-под стола с металлическим обручем в руках. Затем продел в него голову и плечи и принялся исполнять странный вращательный танец, накручивая и накручивая обруч вокруг своей обширной талии.

– Вместо того, чтобы гонять обруч по улице, раздражая прохожих, мальчишки могут веселиться часами, крутя обруч вокруг себя. И не сходя при этом с места!

– Похоже, это и вправду весело, – заметила Ада.

– Я назвал этот обруч хуликруг, – внушительно добавил доктор Брюквидж. – В честь хулиганистых мальчишек, которые мне попадались, пока я инспектировал пустующие фабрики. Если бы они не хулиганили, а крутили этот обруч, они бы многого добились! [2]

Читать дальше