Array Древневосточная литература - Тысяча и одна ночь. Том XII

И он спокойно прожил со своей женой самой сладостной жизнью, в радости, три года, и ему досталось от неё два мальчика, и одного из них он назвал Насиром, а другого – Мансуром. А после этого времени он вспомнил своих сестёр-девушек и вспомнил о их благодеяниях и как они помогали ему в том, к чему он стремился, и его потянуло к ним. И он вышел на рынки города и купил там дорогих украшений и материй и сухих плодов, подобных которым они никогда не видали и не знали.

И когда его мать спросила его о причине покупки этих редкостей, он сказал ей: «Я намерен поехать к моим сёстрам, которые сделали мне всякое добро. Ведь достаток, в котором я живу, – от их благодеяний и милостей. Я хочу к ним поехать и посмотреть на них и скоро вернусь, если захочет Аллах великий». – «О дитя моё, – сказала ему мать, – не пропадай». И Хасан сказал: «Знай, о матушка, как тебе поступать с моей женой. Её одежда из перьев – в сундуке, зарытом в землю; береги же её, чтобы моя жена её не нашла. А не то она возьмёт её и улетит, вместе с детьми, и они исчезнут, и я не смогу напасть на весть о них и умру из-за них в тоске. Знай, о матушка, я предостерегаю тебя, чтобы ты ей об этом не говорила. И знай, что она дочь царя джиннов, и нет среди царей джиннов никого больше её отца и богаче его войсками и деньгами. Знай также, что она – госпожа своего племени и дороже всех для отца, так что она очень горда душою. Служи же ей ты сама и не позволяй ей выходить за ворота и выглядывать из окна или из-за стены: я боюсь для неё даже воздуха, когда он веет, и если с ней случится дело из дел земной жизни, я убью себя из-за неё». – «Храни Аллах от ослушания тебя, о дитя моё! – сказала мать Хасана. – Бесноватая я разве, чтобы ты дал мне такое наставление, и я бы тебя ослушалась? Поезжай, о дитя моё, и будь спокоен душой. Ты вернёшься во благе и увидишь её, если захочет Аллах великий, и она расскажет тебе, что у неё со мной было.

Но только, о дитя моё, не сиди там больше времени, чем нужно на дорогу…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала семьсот девяносто четвёртая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Хасан захотел поехать к девушкам, он наказал своей матери беречь его жену, как мы упоминали, и его жена, по предопределённому велению, слышала, что он говорил матери, а они этого не знали.

И потом Хасан поднялся и вышел за город и постучал в барабан, и явились к нему верблюды, и он погрузил двадцать тюков редкостей из Ирака и простился со своей матерью и женой и детьми, и одному из его детей было жизни год, а другому – два года. И Хасан снова обратился к своей матери и ещё раз дал ей наставление, а потом он сел и поехал к своим сёстрам и непрестанно, ночью и днём, ехал по долинам, горам, гладям и кручам в течение десяти дней. А на одиннадцатый день он приехал ко дворцу и вошёл к своим сёстрам, неся с собою то, что он им привёз. И, увидав его, девушки обрадовались и поздравили его со спасением, а что касается его маленькой сестры, то она украсила дворец и снаружи и внутри. И затем они взяли подарки и сложили их в комнате, как обычно, и спросили Хасана про его мать и жену, и он рассказал им, что жена родила от него двоих сыновей. И когда его маленькая сестра увидала, что Хасан здоров и благополучен, она сильно обрадовалась и произнесла такой стих:

И Хасан провёл у них в гостях, пользуясь почётом, три месяца, и он радовался, веселился, блаженствовал и наслаждался, занимаясь охотой и ловлей, и вот какова была его история.

Что же касается истории его матери и жены, то, когда Хасан уехал, жена его провела с его матерью один день и другой, а на третий день она сказала ей: «Слава Аллаху! Неужели я живу с ним три года, не ходя в баню», – и заплакала. И мать Хасана пожалела её и сказала: «О дочка, мы здесь чужеземцы, и твоего мужа нет в городе. Будь он здесь, он бы позаботился услужить тебе, а что до меня, то я никого не знаю. Но я погрею тебе воды, о дочка, и вымою тебе голову в домашней бане». – «О госпожа! – воскликнула жена Хасана, – если бы ты сказала эти слова какой-нибудь из невольниц, она бы потребовала, чтобы ты продала её на рынке, и не стала бы жить у вас. Но мужчинам, о госпожа, простительно, так как они ревнивы и их ум говорит им, что, если женщина выйдет из дома, она, может быть, сделает мерзость. А женщины, о госпожа, не все одинаковы, и ты знаешь, что, если у женщины есть какое-нибудь желание, её никто не осилит и не убережёт и не охранит и не удержит её ни от бани, ни от чего другого, и она сделает все, что изберёт».

И потом она стала плакать и проклинать себя и причитать о себе и о своём изгнании, и мать её мужа сжалилась над её положением и поняла, что все, что она говорила, неизбежно случится. И она поднялась и приготовила вещи для бани, которые были им нужны, и, взяв с собою жену Хасана, пошла в баню. И когда они пришли в баню и сняли одежду, все женщины стали смотреть на жену Хасана и прославлять Аллаха – велик он и славен! – и рассматривать созданный им прекрасный образ. И каждая женщина, которая проходила мимо бани, стала заходить в неё и смотреть на жену Хасана. И распространилась по городу молва о ней, и столпились вокруг неё женщины, так что в бане нельзя было пройти из-за множества бывших там женщин.

И случилось по дивному делу, что пришла в этот день в баню невольница из невольниц повелителя правоверных Харуна ар-Рашида, по имени Тухфа-лютнистка. И увидела она, что женщины столпились и что в бане не пройдёшь из-за множества женщин и девушек, и спросила в чем дело, и ей рассказали про ту женщину. И невольница подошла к ней и взглянула на неё и всмотрелась в неё, и её ум смутился от её красоты и прелести, и она прославила Аллаха – да возвысится величие его! – за созданные им прекрасные образы. И она не вошла в парильню и не стала мыться, а только сидела и смотрела, ошеломлённая, на ту женщину, пока она не кончила мыться, и когда она вышла и надела свои одежды, она прибавила красоты к своей красоте. И, выйдя из парильни, жена Хасана села на ковры и на подушки, и женщины стали смотреть на неё, и она взглянула на них и вышла.

И Тухфа-лютнистка, невольница халифа, поднялась и шла за нею, пока не узнала, где её дом. И тогда она простилась с нею и пошла обратно во дворец халифа. И она шла до тех пор, пока не пришла к Ситт-Зубейде. И тогда она поцеловала перед нею землю, и Ситт-Зубейда спросила: «О Тухфа, почему ты замешкалась в бане?» – «О госпожа, – ответила девушка, – я видела чудо, подобного которому не видала ни среди мужчин, ни среди женщин, и это оно отвлекло меня и ошеломило мне разум и так смутило меня, что я не вымыла себе головы». – «А что это за чудо, о Тухфа?» – спросила Ситт-Зубейда. И невольница ответила: «О госпожа, я видела в бане женщину, с которой было два маленьких мальчика, точно пара лун, и никто не видел ей подобной ни до неё, ни после неё, и нет подобного её образу во всем мире. Клянусь твоей милостью, о госпожа, если бы ты осведомила о ней повелителя правоверных, он бы убил её мужа и отнял бы её у него, так как не найдётся среди женщин ни одной такой, как она. Я спрашивала, кто её муж, и мне сказали, что её муж – купец по имени Хасан басрийский. И я провожала эту женщину от выхода из бани до тех пор, пока она не вошла в свой дом, и увидела, что это дом везиря, у которого двое ворот, – ворота со стороны моря и ворота со стороны суши. И я боюсь, о госпожа, что услышит о ней повелитель правоверных и нарушит закон и убьёт её мужа и женится на ней…»