Александр Купченко - Рождество, заглянувшее в окно

Снежинки, пересмеиваясь с юным шалуном-ветром, беззаботно витали в морозном воздухе над шпилями старинных домов, иногда пристраиваясь передохнуть на витиеватых флюгерах, над замерзшей речкой, испуганно спрятавшейся подо льдом, над нахохлившимися деревьями, сердито отмахивающимися от них своими ветками, над ребятишками, шумно кувыркающимися в сугробах, над суетой, охватившей в этот праздничный день город. Даже суровый старец Мороз сегодня не хмурил брови, снисходительно поглядывая на проказы резвящихся снежных звездочек. Рождество!

А-ах, как забавно скользит робко высунувшийся на крышу новенькой городской ратуши котенок и кубарем летит в высокий пышный сугроб! Какой смешной! Множество искристо-белых пылинок тут же окружает вылезающего из снега несмышленого путешественника и озорно садится на его шерстку, добавляя черно-белой окраске молочно-матовую пушистость. Котенок сердито отряхивается и прыгает, пытаясь схватить лапами бесцеремонно пристающее к нему снежное облачко. Ха-ха-ха! Снежинки, дразнясь, еще немного кружат рядом, а потом, заговорчески перешептываясь, летят прочь, на ходу придумывая очередное развлечение.

То от озорства маленьких шалуний на вывеске булочника, зазывающего отведать его пирожки «с пылу с жару», огонь превращается в маленький рыхлый сугроб, а противень начинает искриться инеем, вызывая смех у прохожих, то из пивной кружки у фигурки над входом в трактир начинает бежать обильная снежная пена, то барельеф почтенного бургомистра на дверях его дома обрастает ехидными рожками.

Лишь крохотный, когда-то королевский, замок, обиженно насупившись, пропитанный грустью и одиночеством, уныло стоял на отшибе, не вызывая интереса у проказниц. Слишком уж хмурый и скучный с пустынным двором и гулкой тишиной коридоров, чтобы снежинки тратили на него свое быстротечное время, да еще в такой радостный день, полный веселья.

А там в пустынном зале маленький мальчик помогал маме наряжать грустную елочку, робко стоящую в кадке, заботливо укрытой ватой, осыпанной серебристыми блестками.

— Мама, а в этот раз Рождество заглянет ко мне в окошко? — С надеждой в глазах спросил малыш. — Я хорошо себя вел весь год, правда?

— Правда, моя радость, — женщина нежно погладила сына и отвела взгляд. — Может быть, в этот раз Рождество заглянет и к тебе. Хотя у него много мальчиков и девочек, а ночь коротка. Оно не ко всем успевает зайти, но всех помнит. Утром ты обязательно найдешь под елочкой подарки, оставленные специально для тебя.

— Да-да, я знаю, но раньше Рождество всегда заходило ко мне в гости, и здесь было весело. Мы плясали около елочки с моими друзьями, играли в фанты, пели песни. Почему теперь ко мне никто не приходит?

Женщина незаметно смахнула слезу, предательски выбежавшую из краешка глаза, и, продолжая развешивать гирлянду, чуть дрогнувшим голосом мягко ответила.

— Папа захотел сделать всех счастливыми, но сумел принести людям только свободу. Больше он ничем не смог им помочь. Поэтому нас забыли. Люди живут своей жизнью и не интересуются королевской семьей. А Рождеству теперь приходится заглядывать во многие окошки, чтобы обойти тех детишек, которые в праздник раньше собирались у нас. Но оно обязательно когда-нибудь зайдет и к тебе.

— Хорошо, мама. Я буду ждать.

Хмурый седой ветер, многие годы навещавший под Рождество этот старинный замок — своего давнего приятеля, — невольно подслушав разговор, сердито стряхнул с крыши шапку сонного снега и полетел в город.

К вечеру, когда городская суета немного улеглась, и люди разошлись по своим домам за праздничным столом встречать при свечах Рождество, старец Мороз строго ударил по земле ледяным посохом, прекращая озорную беготню уже уставших от дневных проказ снежинок и восстанавливая над миром тишину и покой.

Озорницы немного присмирели и, шутливо отпихивая друг друга, послушно расселись по черепичным крышам и карнизам, резным ступенькам и ставням, молчаливым статуям и спящим городским фонтанам, еще некоторое время продолжая препираться и шушукаться между собой. Их приятель — юный шалунишка-ветер, — немножко кривляясь, юркнул к ратуше и, переполошив голубей, спрятался в ее часовне, ежеминутно нетерпеливо выглядывая наружу.

В установившейся тишине Мороз кивнул своему старинному спутнику седому ветру, и тот неторопливо прошептал снежинкам и своему младшему собрату про маленького мальчика, оставшегося грустным среди общего веселья.

Снежинки чуть не растаяли со стыда, а юный ветер виновато притих на часовых стрелках, приближающихся к полуночи. Мороз неодобрительно покачал головой, сердясь на предстоящее нарушение покоя, но разрешил беззаботным озорникам, рвущимся исправить свою ошибку, навестить ребенка.

Ветерок тихонечко соскользнул с ратуши и, подхватив своих засуетившихся снежных подружек, полетел в сторону замка, печально встречающего Рождество.

Когда городские часы начали бить двенадцать, седой ветер, улыбаясь, осторожно приоткрыл затянутое морозным узором окно, и снежинки, подхваченные своим другом юным ветерком, стремглав влетели в зал, закружили около мальчика, тормоша его со всех сторон, затем, толкаясь, улеглись на елке сказочной гирляндой, озорно выглядывая из-под иголок. Елка встрепенулась и заискрилась при свете факелов всеми цветами радуги.

— Ух ты-ы!!! — Восхищенно выдохнул юный принц и счастливо захлопал в маленькие ладошки. — Рождество! Мама, ко мне в окошко заглянуло Рождество!