Сказки Западной Африки. Живой огонь

С тех пор никто не осмеливался выступить с оружием в руках против Ифе. Враги знали, что он находится под защитой Оранмийяна, величайшего из величайших.

Однажды в Ифе было большое празднество. Все пели и плясали под барабаны, ели и пили пальмовое вино. Многие захмелели. Даже с наступлением вечера празднество не окончилось. Кто-то из пирующих предложил:

— Надо воскресить Оранмийяна. Пусть и он пляшет и поет с нами.

Все поспешили на рыночную площадь, где возвышался каменный меч героя, и стали его упрашивать осчастливить их празднество своим появлением. Оранмийян не появлялся.

— Надо вызвать его заклятиями, а их знают лишь старейшины,—сказал другой человек.

Привели старейшин и стали их просить, чтобы воскресили Оранмийяна. Те упорно отказывались:

— Нехорошее дело вы затеяли. Оранмийян наказывал, чтобы мы призывали его только при великом несчастье. А тут празднество. Пусть он спокойно почивает под землей.

Но жители Ифе упорно настаивали:

— Делайте, что вам говорят, старики. Мы хотим, чтобы он принял участие в наших плясках и песнях.

В конце концов старейшины сдались, произнесли заклятия. Тотчас же с мечом в руках явился Оранмийян. Лицо его пылало воинственной отвагой. В темноте он принял жителей Ифе за врагов, вторгшихся в город, и принялся разить налево и направо. Страх и смятение объяли весь город. Жители кинулись наутек. Но Оранмийян неотступно преследовал их и все убивал, убивал. Только когда рассвело, по засечкам на щеках понял он, что сражается с людьми своего собственного племени. В горе и скорби он отшвырнул прочь оружие и закричал:

— Меня призвали заклятиями, которые произносятся только в час великого несчастья. И вот я порубил многих жителей своего же города. Отныне я никогда больше не буду сражаться. И никогда не восстану из мертвых.

И тем же путем, что пришел, он ушел под землю.

Каменный обелиск в виде меча до сих пор стоит на том месте, где его поставил великий герой. Он напоминает жителям о славных деяниях Оранмийяна и о той страшной беде, которую они сами навлекли на себя, призвав его в тот час, когда ничто не угрожало их городу.

Четырежды стояла столица Вагаду во всем великолепии и славе. Четырежды исчезала она с лица земли: виной тому были людская гордость, ложь, ненасытность и вражда. Четырежды Вагада меняла имя: звалась поочередно Диеррой, Агадой, Ганной и Силлой. Четырежды оборачивалась она в разные стороны: на север, на запад, на восток и на юг. Окружали ее высокие стены с четырьмя воротами: северными, западными, восточными и южными. А воздвигалась она из камня, дерева, глины и человеческих жизней. Такой она навсегда и утвердилась в памяти народа. Вагаду— великая сила, таящаяся в человеческих сердцах. Иногда видны ее высокие стены, слышен лязг мечей и звон щитов, иногда же она скрывается, становится невидимой, засыпает, утомленная суетным людским тщеславием. Когда-нибудь Вагаду восстанет, с тем чтобы никогда больше не исчезать. Ключом забурлит в ней жизнь. Ни тщеславие, ни ложь, ни ненасытность, ни вражда не смогут тогда нанести ей урон. Незыблемая и нерушимая будет она стоять до окончания времен.

Хо! Диерра, Агада, Ганна, Силла!

Хо! Фаса!

Четырежды исчезала с лица земли столица Вагаду. Четырежды восставала она, еще более прекрасная, чем прежде. Гордость породила замечательные, до сих пор поющиеся песни. Ложь пролила на Вагаду дождь золота и жемчуга. Ненасытность помогла умению писать и читать, в Вагаду это было занятие женщин, это умение переняли бурдама.

Вражда научит пятую Вагаду быть такой же победоносной, как южные дожди, несокрушимой, как скалы Сахары. Тогда в сердце каждого мужчины будет жить Вагаду и будет пребывать Вагаду в лоне каждой женщины.

Виновницей первого исчезновения Вагаду была гордость. В те времена Вагаду смотрела на север и носила имя Диерра. Последнего правителя Диерры звали Нганамба. Некогда его род был могущественным, но постепенно приходил в упадок. Каждый день его народ, фаса, сражался с бурдама и борома. Битвы не прекращались, казалось, мир никогда не наступит. Поначалу мощь страны Нганамбы возрастала. Все мужчины были отважными воинами, женщины—прекрасны и горделивы. Но те фаса, что не пали в сражениях, старели. Одряхлел и Нганамба. У сына вождя, Гассира, было восемь взрослых сыновей и множество внуков. Престарелый король не решался передать власть сыну, боялся, что его гордость пострадает, если он, перестанет быть правителем, и вот Вагаду исчезла, народ борома превратился в рабов бурдама, мечом захвативших власть. Умри Нганамба вовремя, разве исчезла бы Вагаду в первый раз?

Хо! Диерра, Агада, Ганна, Силла!

Хо! Фаса!

Нганамба все не умирал. Гассиру казалось, будто сердце его пожирает шакал. Каждый день вопрошал он свое сердце: когда же умрет Нганамба? Когда он, Гассир, станет правителем? Каждодневно Гассир жаждал услышать о смерти короля, как любовник страстно ожидает восхода вечерней звезды, чтобы отправиться к своей возлюбленной. Гассир уже успел покорить бурдама, коварных борома он гнал бичом, сделанным из подпруги боевого коня. Все помыслы его были только об отцовском мече, только о его щите, только о его коне. И по вечерам, возвращаясь в город, он сидел в кругу сородичей и слушал, как воины превозносят его подвиги. Но все его мечты были об отцовском щите и мече—овладеть ими он мог лишь после его смерти. День за днем росло нетерпение Гассира. Он проводил бессонные ночи, и шакал пожирал его сердце. Однажды Гассир вышел из дома ночью и отправился к мудрому старцу.

— Киекорро!—спросил он.—Когда наконец умрет мой отец Нганамба, оставив мне свой меч и щит?

Мудрец ответил:

— Э, Гассир, твой отец скоро умрет, но не тебе владеть его щитом и мечом. Твое же оружие—лютня. Из-за нее-то и сгинет Вагаду. Э, Гассир!

— Ты лжешь, Киекорро! Я вижу, что не такой уж ты прозорливец! Как может сгинуть Вагаду, если герои ее каждый день выигрывают битвы? Ты лжешь, Киекорро!

— Напрасно ты мне не веришь,—вздохнул старец.— Твой путь ведет в поле, к куропаткам: там ты услышишь их песню, и вот это-то и есть твой путь и путь Вагаду!

Хо! Диерра, Агада, Ганна, Силла!

Хо! Фаса!

Наутро Гассир вместе с другими героями вступил в битву с бурдама. Гнев охватил его. И приказал он воинам:

— Оставайтесь на месте. Сегодня я один буду сражаться.

Герои остались кто где стоял, а Гассир выехал вперед и метнул копье. А затем кинулся на бурдама с обнаженным мечом; он косил их, как серп пшеницу. Закричали бурдама в ужасе: