Сергей Аржекаев - Дети Земли и Солнца, Сказки для детей и взрослых, Омск 2012

Каждый новый раскрывшийся цветок радостно звенит, приветствуя друзей, чувствуя со всех сторон волны понимания и поддержки. Их становится все больше и больше. Это похоже на неудержимую солнечную лавину – цветы разных оттенков, характеров, форм.

Но, не смотря на их непохожесть и индивидуальность, они прочно связаны между собой в общий солнечный ковер. Это человеческие отношения.

И если бы наблюдатель мог заглянуть в будущее, то увидел бы картину еще грандиозней и сказочней.

От Земли, как от прекрасного цветника, побеги огненных цветов протянулись во все стороны. Вся Солнечная система, Галактика, бесконечные просторы заполнены этой фантастически прекрасной солнечной сетью, построенной на отношениях людей. Каждый цветок ковра излучает свет, который идет из глубин Вселенной сюда, чтобы согревать и любить.

И так хочется назвать это море солнечных цветов красивым словом: «Род»…

Ты – Человек, я – тоже, мы – знакомы,

Сияет нашей встречи пламенная нить,

Плетем мы сеть от сердца к сердцу, дома к дому

Мы – Люди, что тут говорить!!!

Вертолет завис над горным каньоном, бешено вращая лопастями, как бы боясь провалиться в разверзшуюся бездну.

Двигатель доживал последние минуты. Управлять машиной становилось все сложнее и сложнее. Джон повернулся к Питеру. Его посеревшее лицо закрывала кислородная маска.

– Все! Пит! Это наш последний полет! Выбор прост! Либо мы рухнем вниз, либо дотянем до горного уступа.

Питер молча кивнул. Его прищуренные глаза выражали если не решимость, то абсолютное спокойствие. Джона передернуло – что-то нечеловеческое, неземное было в этом взгляде. Он сорвал маску и стал жадно ловить ртом разреженный горный воздух.

– Питер, у тебя есть шанс спастись! Послушай меня! – закричал он сквозь шум двигателя. – Ты должен сделать крен, машина выпорхнет вон там, на уступе скалы. Может быть, тебе повезет, и ты сможешь ее посадить.

Вертолет опасно накренился, двигатель зашелся в предсмертных конвульсиях. Все остальное произошло в доли секунды, показавшиеся вечностью. Джон встал, движением локтя откинул блистр кабины и нырнул в ледяную бездну. Вертолет, почувствовав уменьшение веса, из последних сил стал заваливать крен к спасительному уступу. Питер механическим движением захлопнул блистр и положил руки на штурвал. В голове у него пульсировал крик: «Предатель! Убийца!»

И тут, повинуясь скорее интуиции, чем логическому расчету, он локтем врубил ракетные ускорители, которые стояли на вертолете на тот случай если машина потеряет управление и будет сваливаться в штопор. Вертолет резко дернулся. Машина пошла вниз, резко набирая скорость. Джона он не видел, но каким-то шестым чувством он чувствовал, что, включив форсаж, обогнал Джона в падении и вертолет с непреодолимой силой и скоростью яростным метеоритом несется к земле, точнее к снежному уступу. Питер направил пикирующую машину в снежную гору сжал зубы и выпрыгнул из кабины в ничто, пустоту, просто в воздух. Что это было? – трезвый расчет или голос интуиции, он не знал. Прошли мгновения. Вертолет врезался в снежный уступ, Топлива на вертолете оставалось ровно столько, чтобы взрыв баков при падении поднял вверх снежный фонтан, сделал спасительную подушку, в которой оказались почти задохнувшиеся Питер и Джон. Их обоих отбросило на уступ, начало мять, коверкать. Это была воздушно-снежная мясорубка. И тут все кончилось. Навалилась тишина. Дым, поднимающийся со дна ущелья, устремился к солнцу, превращаясь в белое горное облако, которое смотрело на мир чисто и открыто.

Питер с неимоверным усилием поднес к лицу пилотский часы-монитор биологических параметров. Левая и правая сторона подписанные «Питер» и «Джон» пульсировали зелеными звездочками, звездочками Жизни звездочками Надежды…

– Питер, Джон! Где вы? Быстро домой, я вам что сказала – только полчаса, а то ужин остынет!

Мальчишки, снимая пилотские шлемы, нехотя поплелись домой, забыв про старые обиды и синяки, последствия былых «авиакатастроф». И все-таки они в следующий раз обязательно долетят до спасительного горного уступа, долетят ВМЕСТЕ. Они это уже твердо знали и верили в себя.

Двери лаборатории открылись с легким шелестом. Из нее быстро, почти беззвучно проследовали двое в белых халатах. Их лица закрывали полупрозрачные маски-скафандры с внутренними фильтрами.

На этот раз эксперимент обещал быть удачным: сканирование было завершено, пациент жил. Его сердце давало ровные, правильной прямоугольной формы импульсы на экране монитора.

– Грег, ты ничего не заметил странного по ходу операции?

– Нет, Фил. А в чем дело?

– Мне показалось, что у этого несчастного на глазах выступали слезы.

– Да брось, Фил, тебе действительно показалось. Это же общий наркоз. Даже на уровне подсознания локатор показывал полную тишину.

– Странно.

Конрад медленно приходил в себя. Он мучительно пытался вспомнить что-то очень важное, но это все время ускользало из его памяти.

Что-то изменилось в мире. Он вспомнил Элси.

– Элси…

И тут Конрад понял: он ничего не чувствовал! Новый механический мотор, который после операции должен был заменить его собственное сердце, может быть, не совсем здоровое от рождения, гнал по его венам и артериям кровь. Но был всего лишь машиной.

Он вспомнил консилиум перед операцией. Светила медицины говорили, что он – счастливчик и теперь может жить вечно. То, что создали хирурги и техники, практически не имело износа, а радиоизотопный источник питания мог давать энергию около тысячи лет, затем его можно было снова заменить и…

Конрад ощутил не страх, нет. Какую-то непонятную безнадежность. Будто бы из цветного и радостного мир превратился в черно-белый. И он с удивлением обнаружил, что плачет…

Системы медицинского контроля и диагностики завыли, загудели сигналами предупреждения. В клинике начался переполох. Сотрудники лабораторий, хирурги, сшибая друг друга с ног, бросились на зов сирены. Дверь палаты с грохотом распахнулась и из оглушительного воя возникла Элси. Лицо у нее было белое, как лист бумаги, глаза заплаканные, волосы растрепанные. Как львица, которая спасает любимого детёныша от гибели, она одним молниеносным движением пересекла палату, упала на колени перед кроватью и уткнулась Конраду головой в грудь, расшвыривая присоски датчиков.

– Конрад! Ты жив! – одна фраза, и волна необыкновенной легкости подхватила и закружила их в радостном мгновении, пенясь и звеня.

Вбежавшие хирурги непонимающе смотрели на них и на дисплеи диагностического комплекса. Сердце пациента, которое час назад совсем отказывалось работать, теперь ритмично билось.