Сын ветра. Сказки Центральной и Южной Африки

Чтобы выйти прямо к заводи Луланге, девушкам пришлось сделать большой крюк и перебраться через гребень горы. Оттуда, с высоты, им открылся вид на реку с заводью Луланге, которая, казалось, не имела ни дна, ни берегов. Впрочем, заводь оказалась вовсе не такой широкой, как полагали девушки, просто берега ее густо поросли кустарником и деревьями, и их почти не было видно. Ветви некоторых деревьев так низко склонились над водой, что листва погрузилась в недвижную темную воду, будто утонула. И ни единой тропки не было видно вокруг. Значит, и впрямь люди ходят сюда крайне редко, если только вообще ходят. Некоторыми из девиц овладело сомнение, а самые боязливые готовы уже были повернуть назад.

— Вперед, девы Бакубы! — раздался громкий голос Номта-ве-Ланги.— Никто не посмеет назвать нас трусихами только потому, что мы сробели из-за россказней вздорных стариков. Вы только взгляните вон на те лужайки с сочной зеленой травой. Для кого же и создана вся эта красота, если не для нас?! Не для того ли, чтобы нам мягче лежалось на берегу?!

Девушки наперегонки помчались вниз с горы, на бегу продираясь сквозь густые заросли, пока не очутились наконец на тех самых зеленых лужайках, которые первой углядела принцесса. Здесь они разложили свои корзины с припасами, скинули с себя длинные юбки и накидки, сняли украшения и остались в одних только набедренных повязках. Все свои вещи девушки аккуратно сложили в общую кучу посреди лужайки. А затем, взявшись за руки, повели хоровод вокруг этой кучи с одеждой. Принцесса стояла рядом с Кабазаной, которая, как всегда, была заправилой. Сперва Кабазана повела хоровод в правую сторону — и все быстрей и быстрей закружились плясуньи, отбивая такт босыми ступнями по земле. Лишь мелодично позвякивают снизки ярких бус у них на талиях. Девушки сделали три круга, и тут Кабазана на миг остановилась и повела хоровод в другую сторону. И снова закружились плясуньи — аж до ряби в глазах,— только дзинькают яркие бусины на талиях да топают босые ноги по шелковистой траве. Вдруг, широко раскинув руки, Кабазана с криком побежала к воде и плюхнулась в реку. Тотчас ее примеру последовали остальные — с пронзительным визгом и хохотом стали девицы с разбегу кидаться в воду — плюх! плюх! плюх! Номта-ве-Ланга оказалась последней.

Девушки резвились в воде, плавали наперегонки то вверх, то вниз по течению, не заплывая, однако, на глубину. Наплававшись вдосталь, они вышли на берег и стали играть в догонялки. А притомившись и разгорячившись от беготни, снова кинулись в воду. Потом они нежились на прибрежной траве, а те, в ком еще не остыл задор, никак не хотели вылезать из воды. Они выстроились в длинную цепочку вдоль берега и даже в воде умудрялись отплясывать, отбивая такт ладонями по воде. Кое-кто затеял игру в прятки среди прибрежных деревьев и кустов. Другие — собирали вкусные дикие плоды и угощали ими подруг. А тут незаметно подошла обеденная пора. Подкрепившись, девушки разбрелись по речному берегу — кто уселся тесным кружком поодаль на прибрежных камнях и завел песенки, кто просто болтал, нежась в солнечных лучах. И так продолжалось довольно долго.

Однако девушки постарше, несмотря на забавы, не забывали время от времени внимательно поглядывать на солнце, и как только увидели, что оно пошло на закат и полуденные тени начали удлиняться, первыми заявили, что пора собираться домой. Номта-ве-Ланга заупрямилась:

— Нет, еще рано! Солнце и не думает садиться. Ну, давайте хоть немного поплаваем и хотя бы разок поводим хоровод.

Принцессу поддержало большинство подружек — им тоже совсем не хотелось возвращаться домой. Последнее слово оставалось за Кабазаной — и она заявила, что надо немедленно отправляться домой. Но принцесса упрашивала, умоляла подружек еще хоть ненадолго остаться на этом прекрасном берегу:

— Ах, подружки, подумайте обо мне! Как только мы вернемся домой, меня снова запрячут в эту противную темную комнату и заставят целыми днями лежать без движения на тростниковой постели. Давайте последний разок искупаемся.

— Ладно,— согласилась Кабазана,— вставайте в хоровод!

И точно так же, как в первый раз, девушки, подчиняясь командам Кабазаны, повели хоровод, потом вслед за своей предводительницей с громкими криками бросились в воду. Вокруг Номта-ве-Ланги собралась большая компания молоденьких девушек, и они так самозабвенно хлопали ладонями по воде, так громко смеялись и визжали, что не слышали голоса Кабазаны, которая уже несколько раз повторила им, что пора собираться, а то становится поздно. Наконец терпению Кабазаны пришел конец, и она принялась выговаривать принцессе:

— Ну почему, нкосазана, ты так скверно обращаешься с нами? По твоей милости мы и так уже запятнали свою честь, ибо покрываем твое дерзкое небрежение древним обычаям. А думаешь ли ты о том, какие еще бедствия могут обрушиться на нас за то, что мы нарушили покой этой запретной заводи?

— Погоди, не шуми! — молвила с отчаянием в голосе принцесса.— Дорогие мои соплеменницы, прошу вас, поймите меня. Я так увлеклась, что обо всем на свете позабыла. Я так соскучилась по вас, дорогие мои подружки, что просто не в силах расстаться с вами, тем более что меня сразу же по возвращении снова запрут в одиночестве. Но ничего, видно, не поделаешь, давайте собираться домой.

Кабазана стояла на берегу и считала девушек, выходящих из воды. Последней вышла Номта-ве-Ланга, и Кабазана, протянув ей руку, помогла выбраться на берег. Не успела она еще отпустить руку принцессы, как услышала душераздирающие вопли и увидела бегущих в смятении назад к воде девушек, которые первыми пошли одеваться.

— Что случилось? — спросила Кабазана, невольно отступая назад и прикрывая собою принцессу.

— Пойди и посмотри сама! — отвечали те, дрожа от страха.

Кабазана, а следом за нею остальные осторожно двинулись в сторону лужайки, где оставалась сложенная в кучу одежда. И что же предстало их глазам?! О, ужас — необъятных размеров чудовище, все покрытое омерзительной слизью, развалилось на их одеждах, подставив хребет лучам послеполуденного солнца. Тяжелые веки полуприкрывали глаза. Таков он был, этот Синьоболокодване. Онемев от ужаса, девушки воззрились на это чудовище, и оно, в свой черед, широко раскрыло глаза и изучающе уставилось на них. Так продолжалось несколько мгновении, потом чудовище ощерило пасть в неком подобии улыбки. Тут Кабазана шагнула вперед и пропела дрожащим голосом:

Чудовище по-прежнему щерилось в мерзкой улыбке и не сводило глаз с Кабазаны, будто ощупывало взглядом все ее тело с головы до пят. Затем, так и не отрывая взгляда от девушки, оно шевельнуло осклизлой лапой, извлекло из-под себя одежду Кабазаны — именно Кабазаны! — и протянуло ей. Следом за Кабазаной шагнула вперед другая девушка и повторила ту же самую песенку. Снова чудовище ощерило пасть в мерзкой ухмылке, долго осматривало девушку и наконец протянуло ей одежду. Тут и другие девушки осмелели, одна за другой выходили они вперед, пели песенку-заклинание и вызволяли свою одежду у чудовища. Одна только Номта-ве-Ланга не спешила, как стояла дальше всех от Слизняка, так и оставалась стоять, всем своим видом показывая, что не желает поступать по примеру подруг. Подруги выжидательно смотрели на принцессу, но она стояла недвижимо, высоко подняв голову, в презрительной усмешке скривив губы,— вот, мол, я какая гордая, ни за что не унижусь перед мерзкой тварью!