Евгений Редин - Сказка о гусляре

В стародавней старине,
В недалёкой стороне,
Коли сказка не обман,
Правил царством царь Иван.
Проходили дни за днями,
Годы плыли за годами, —
Вдруг беда! Чужой гонец
Прибыл в царский во дворец
От заморского султана
С грамотою для Ивана.

Пишет в ней султан Махмет:
«Вот скоро сорок лет,
Как в моё ль султанство славно
Шлют мне подати исправно
И цари и короли
Ото всех краёв земли —
Хлеб и злато, мех и ткани.
Ты один не вносишь дани.
Не расплатишься со мной,
На тебя пойду войной.
Разорю твою столицу,
А тебя, царь, и царицу
Заберу себе в полон
До скончания времён».

Царь с царицей Анастасьей
Порешили в одночасье
Дань Махмету не давать,
А с гонцом ему послать
Из болота лягушонка,
Из Дунай-реки щурёнка,
Из норы степной сурка,
Да перо от ястребка,
Да десяток стрел точёных,
В царской кузне закалённых.

Дескать, если ваша рать
Будет прыгать и скакать
По болотам, как лягушки,
Лазать в норы, как зверушки,
Птицей по небу летать,
Щукой реки проплывать,
То тогда с тобой, злодеем,
Мы расправиться сумеем —
Ни один отсюда цел
Не уйдёт от наших стрел.

В государстве басурманском
Во дворце своём султанском
Взъерепенился Махмет,
Получив такой ответ.
Он на всех ногами топал,
А гонца в тюрьму ухлопал,
Стол хрустальный расколол,
Янычар перепорол,
Пять министров в три минуты
Присудил он к смерти лютой
И у визиря едва
Уцелела голова.

Десять дней Махмет ярился,
А когда остепенился,
На суда велел сажать
Многотысячную рать
И за морем-океаном
Воевать с царём Иваном.

Царь тем часом не дремал,
Войско крепкое собрал
И, предвидя злую сечу,
Сам пошёл орде навстречу…
А царица, с ним прощаясь,
Перед боем расставаясь,
Гордость женскую блюла —
Слёз горячих не лила.
Обняла царя разочек:
«Не печалься, мой дружочек!
Не сойтись горе с горой,
Мы же свидимся с тобой!»
И видала лишь светлица,
Сколько плакала царица.

Вот неделя отошла,
Вслед вторая протекла,
Вот уж месяц на исходе, —
Даже слухов нет в народе,
Где, когда и был ли бой.
А на день сороковой
Видит поутру царица —
По-над степью мгла клубится.
То ль горит в степи ковыль,
То ль табун вздымает пыль,
То ли ветер там гуляет…
И царица посылает
Красну девку на чердак
Да наказывает так:
«У тебя соколье око —
Глянь-ка сверху в степь далёко,
Дым там виден или пыль?
Не горит ли то ковыль,
Иль табун по степи бродит,
Или ветер колобродит?
Да вернись немедля вспять
Мне об этом рассказать».

Красна девка побежала
И, не мешкая нимало,
Через самый краткий срок
Воротилась на порог:
«Государыня царица,
Не от ветра пыль клубится,
Не горит ковыль сухой,
Не летит табун лихой.
Там в степи хоругви плещут,
Там сквозь пыль доспехи блещут —
Войско царское идёт
Пыль дорожную метёт».

Полететь бы лёгкой птицей
К войску царскому царице,
Мужа милого обнять
Да без счёта целовать.
Но суров обычай строгий,
И царица ждёт в тревоге
На переднем на крыльце, —
Ни кровиночки в лице.
Вот всё ближе рать подходит.
Глаз царица не отводит.

Впереди всех виден ей
Воевода Елисей.
Борода его седая
Вьётся, по ветру летая,
Щит блестит, огнём горя,
Но с ним рядом нет царя…
Стонет сердце у царицы…
Ей с крыльца бы вниз спуститься
Да бежать скорей бегом
Расспросить бы, что с царём.
Но суров обычай строгий,
И по-прежнему в тревоге
Ждёт царица на крыльце, —
Ни кровиночки в лице.

Воевода подъезжает,
Не спеша с коня слезает,
На крылечко всходит он
И царице бьёт поклон.
А она, дохнуть не смея,
Узнаёт на Елисее
Царский панцирь, меч и щит
И едва жива сидит.
Еле-еле с места встала,
Воеводу обнимала,
Принимала щит и меч
И вела такую речь:
«Отдохни, наш воевода,
Верно, ты устал с похода».

Воевода ей в ответ:
«Государыня мой свет!
Отдохнуть ещё успею,
А по чести разумею,
Что не след тебя томить —
Нужно сразу говорить.
Как ушли мы из столицы,
Царь довёл нас до границы;
На границе за рекой
Стан раскинул боевой;
В чужедальние просторы
Выслал конные дозоры,
А меня по вечеру
К своему призвал шатру
Да велел полки расставить
И на поле боем править.
«Ты всех боле, — молвил он, —
В ратном деле искушён,
Так тебе и править нами».
Сам же он решил с врагами
Биться ратником простым —
В честь себе, в пример другим.
Тщетны были увещанья —
Царь грозил за ослушанье
Мне опалой. Да велел,
Чтоб я тотчас же надел
Все его доспехи ратны;
Так, мол, будет всем понятно,
Что даётся мне царём
Власть на поле боевом.
Я не смел перечить боле,
Покорился царской воле,
Принял панцирь с царских плеч,
Взял и шлем, и щит, и меч.
Смертным боем три недели
Бились мы и одолели
Ненавистных басурман.
Видел я, как царь Иван
В битву ринулся без страха,
Как разил врага с размаха,
И как враг бежал пред ним,
Словно бурею гоним.
Басурман легло без счёту.
Мы отбили им охоту
Нашу землю воевать —
Впредь не сунутся опять!
А домой сбираться стали,
Мы семь дней царя искали.
Ни в живых, ни в мёртвых он
Не был нами обретён.
Видно, в плен попал к поганым
Окаянным басурманам,
Увели царя они.
Нас ты в этом не вини!..»

Наземь бедная царица
Бездыханная валится,
А как в чувство привели,
Поднялась она с земли
Да сказала воеводе:
«За труды твои в походе
Царь тебя вознаградит.
Жив он — сердце мне твердит.
А войскам за подвиг бранный
Серебром воздай чеканным
Да из царских погребов
Выдай сорок сороков
Самолучших мерных бочек, —
Пусть пируют дни и ночи.
А теперь, прости, пойду
Бедовать свою беду».
Воеводе поклонилась
И в светлицу удалилась
Одинёшенька одна
Государева жена.

В государстве басурманском
Во дворце своём султанском
Заскучал султан Махмет —
Опостылел белый свет.
Басурманских войск остатки
Воротились в беспорядке.
Да из тех, кто уцелел,
Мало кто остался цел —
Не убит, так покалечен.
Похвалиться вовсе нечем,
Нет поживы никакой, —
В плен лишь ратник взят простой.
Он в одежде был неважной,
Домотканой да сермяжной,
И не знал Махмет-султан,
Что в плену — сам царь Иван.