Ольга Вуд - Сказ про Ваньку, про Илью-оборотня и про Фаню-хранительницу

Илья весело расхохотался, словно его не заботили волнения Ваньки, слегка засмущавшегося благодушного смеха.

– Да не переживай ты так, парень. Давай я тебе объясню хотя бы одну загадку, так? – Илья, не торопясь, направился к Ваньке. – Тот вепрь, который тебя сюда доставил, на самом деле ненастоящий. Понял?

Ванька быстро кивнул, подозревая.

– Он тебя никогда не сожрёт, потому что не ест себе подобных. Понял?

В этот раз Ванька махнул головой чуть медленнее, так как смысл разобрал, но цельность идеи от него ускользнула. Илья же замолчал, ожидая вопроса от уже открывающего рот Ваньки.

– Но почему?

– Потому, Иван, что тот вепрь, – Илья повторил Ванькин жест, словно приглашая его убедиться в правдивости своих слов, – на самом деле я. А я и есть тот вепрь, понял? Можешь считать меня оборотнем – человеком, который превращается в зверя – а именно, в вепря – дикого кабана.

Для убедительности Илья хлопнул себя по груди. Ванька же, немного испугавшись, отступил подальше от него.

– Хватит его стращать, Илюша, он же ничего не понимает, а ты обрушиваешься на него, – подала голос незнакомка.

– Ничего я на него не обрушиваюсь, просто… – Илья на мгновение замолчал, не собираясь оправдываться. На самом деле он пытался хоть немного отвлечь Ваньку от мыслей, что ему предстоит узнать в ближайшее время.

– Да, понимаю, хочешь, как лучше. Но давай попробуем немного по-другому, – ответила женщина, подходя к Ваньке и протягивая к нему руки, словно показывая, что не несёт ему никакой опасности и не причинит вреда.

Ванька не двигался. Он знал, что эта женщина, кем бы ни была, не желает ему худого. Поэтому позволил ей приблизиться, мягко взять себя за локоть и направить в сторону стола, на котором за миг до этого ещё ничего не стояло. Теперь же на нём обнаружились разные лакомства: огромный исходящий паром кувшин, с висящими вокруг его пузатого тела сушками, мёд разных сортов, пышки, пироги и булочки, а отдельным творением стоял чугунок, с выглядывающей из него варёной репой с бобами и укропом. И только после того, как у Ваньки заурчало в животе, он понял, как же долго был в дороге.

Они ели не разговаривая. Без лишних вопросов Ванька позволил себя накормить, думая, что сытым нужно быть в любом случае. Илья временами начинал смачно чавкать, отчего женщине, – Фане, как догадался Ванька, – приходилось отрываться от кружки с иван-чаем и покашливанием напоминать, что он тут не один. Тогда Илья снова ел, как нормальный, хоть и диковатый человек.

Несмотря на сильный голод, Ванька наелся быстро. После того как он пододвинул к себе кружку с заваренными духмяными травами, словно ожидая захватывающую историю, Фаня грустно вздохнула. Помолчала немного, печально улыбнулась одними уголками губ, будто вспомнив что-то приятное, и начала свой рассказ.

– Лет мне было чуть меньше, чем сейчас тебе, Ванечка, когда мы с твоим отцом, Хóтеном, встретились в первый раз. Он был безумно красивый и умелый. Спустя пару дней после нашего знакомства я узнала, что он старше меня на семь лет, но это уже не играло особой роли: общая привязанность росла с каждым днём. Многие предсказывали недолгое счастье, говоря, что мы не подходим друг другу и нам не суждено вместе провести всю оставшуюся жизнь. Мы и сами чувствовали истину в людской молве, ощущали какую-то тень между нами. Но для нас это не было препятствием для встреч. Нам нравилось проводить вместе время, испытывая счастье только от того, что мы рядом.

В моей деревне через поколения передавалась одна древняя легенда, гласящая, что каждые сто лет самая мудрая, знающая девушка в свои шестнадцать лет должна собраться и покинуть семью. Она отправится в лес, чтобы найти там Хранительницу Леса, присматривающую за ним и делающую всё для его блага. Она покинет свою семью и забудет о ней. Говаривали, что каждый раз до последнего жители деревни не знали, кого постигнет участь. Молодёжь не верила в эту легенду, так как на их веку не происходило подобного. Но я отчего-то ведала, что это всё правда. Просто чувствовала. И когда в ночь на мой шестнадцатый день рождения явилась ведьма, уже старая и измученная служением, я поняла, что одновременно и готова, и не готова к новым заботам и к призванию. Ведь я с детства, впервые услышав о лесной ведьме и её трудах, всем существом пожелала познакомиться с ней и стать у неё подмастерьем, чтобы тоже заботиться о лесе. Но когда такая возможность появилась, мне стало боязно.

Старая женщина сказала, что у меня три дня, чтобы закончить дела земные: попрощаться с родными и близкими и отправиться вглубь леса, разыскивая избушку на небольшой поляне. И только когда она исчезла, словно её и не было, испуг овладел мной. Страшно было покидать и родителей, и тем более Хотена. Но выбор пал. На следующий день, поведав родным о произошедшем и поймав в их взглядах недоверие вкупе с сомнением, стало ясно: задерживаться дома совершенно нет смысла. Надеялась, что родители любили меня, но я никак не пойму, почему они не вняли рассказу про ночную гостью.

Вышла я на рассвете второго дня. Хотену ничего не сообщила, опасаясь увидеть то же недоверие в его глазах. Знали о предназначении только родители, начавшие думать, что я тронулась умом, и подруга Пашка, которая очень долго рыдала, говоря о моей неминучей погибели в лесу. Конечно, я пыталась убедить её в обратном, но всё же от её причитаний на душе отпечаталась тень сомнения, разъедающая с каждым шагом мою уверенность.

Ближе к полудню, когда солнце поднялось на небосвод во всей своей красе, а трава начала слегка жухнуть от жары, моё тело потребовало хотя бы недолгого отдыха. Опустившись на колени на берегу небольшого свежего родника, показавшегося после моих мыслей об отдыхе, я сделала несколько глотков студёной воды и протёрла ею лицо. Мне нравилось представлять, что ведьма приглядывает за мной и помогает, пока я пытаюсь добраться до поляны, но, рассуждая здраво, казалось, что это невозможно. Хотя всё было именно так.

Присев на разогретую солнцем землю, я услышала конский топот из оставшейся позади чащи, отделяющей мир прошлый и будущий. Спустя пару мгновений, появился он – весь в придорожной пыли, с застрявшими в волосах листьями, грязный, словно сваливался с лошади не раз и не два, очень огорчённый и усталый Хотен. Он настолько выдохся, пока пытался пробиться сквозь непролазные дебри, что чуть не потерял надежду угнаться за мной. Признаться, я была удивлена его рвением, ведь надеялась, что после моего исчезновения он в скором времени про меня забудет и займётся своей жизнью. Как говорили люди, ему предстояло остепениться, так как, встречаясь со мной, он мог потерять своё право на счастливое будущее.